— Пойду калитку закрою за гостем, — предупредила кота,
завернулась в нагретое на лежанке одеяльце и вышла на крыльцо.
Картина, открывшаяся с высокого крыльца, была эпичной. У ворот
царевич, вооружившись деревянной лопатой, расчищал пространство от
сугробов, скопившихся за зиму. Увидел меня, остановился и
сказал:
— Хорошо, что вышла. Ты это... Забудь, что я тебе рассказал.
Батюшка приказывал секретно Ваську привести. Чтобы до Кощея не
дошла весть о её побеге. Помалкивай! Поняла?
— Поняла. Сугробы расчищаешь в качестве платы за молчание моё? —
хихикнула я.
— Ещё чего! Ковёр расстелить надо — иначе не взлетит.
Василий осмотрел расчищенный участок, достал из торбы пёстрый
комочек, встряхнул... На землю лёг яркий шёлковый платок,
украшенный по углам кистями. Парень, отряхнув сапоги, встал в
центр, прошептал что-то типа: «Земля, прощай!»
Измятая ткань расправилась, приняла жёсткую форму, словно лежала
на столешнице. «В добрый путь!» — услышала я вторую часть активации
артефакта, и ковёр, словно кусок крепкой фанеры, взмыл над землёй,
унося царевича за ограду.
— Скатертью дорога, — махнула вслед рукой и вернулась в
избушку.
Захватив по пути из кладовки тушку зверька в стазисе, похожего
на кролика, пошла кормить свой зоопарк. Совушка не спала. Вынесла
корзинку в горницу, поставила на стол.
— Как ты, птичка?
В ответ та вздохнула и беспокойно завозилась. От неё шли
непонятные эманации, словно она беспокоится о чём-то.
— Что тебя тревожит, совушка?
Птица уставилась на дверь.
— На улицу хочешь?
Утвердительный кивок. Вспомнила себя, когда безголосая была и
жестами общалась.
— Пойдём, горемычная.
Посадила на перила хвостиком наружу и, чтобы не смущать,
отвернулась. Солнышко пригревало, и в воздухе неуловимо
чувствовалось приближение весны. Виделось оно в слегка посеревших
сугробах, в капельках, изредка стекавших с сосулек, в легком мареве
над лесом.
— Филипп, ты не знаешь, какое нынче число или хотя бы месяц? —
спросила, устраивая сову в корзине.
— Зачем тебе?
— У нас с тобой день рождения в марте. Хотя не знаю, сколько мне
теперь лет. Пятьдесят шесть, двадцать три или двести пятьдесят, —
грустно улыбнулась я.
— А мне сколько?
— Тебе шесть лет — ты взрослый мальчик.
Раскроив тушку на части, нарезала мясо маленькими кусочками для
совы, побольше для кота, остатки залила водой и поставила варить
бульон. Каждый день как день сурка. «Поели, теперь можно и
поспать».