— У нас гости, — выглянул из-за занавески Трофим.
Непроизвольно между ногтей пробежала голубая искорка, а из горла
вырвался рык. Не могу уже никого видеть! Дайте мне хотя бы неделю
пожить спокойно. Но в ворота уже стучали.
Вспоминая все слова из своего небогатого обсценного словаря и
адресуя их Инку, я рванула с колышка, вбитого в стену, ветхую шаль
и пошла на крыльцо.
— Кого там нелёгкая принесла? — сурово не по роли, а по
настроению спросила я.
У ворот томился всадник. Кафтан и шапка были цветов Акамировых
воев. Впереди себя на коленях мужчина придерживал тюк с чем-то
мягким.
— Госпожа Агуня, не серчай. Меня Здеслав еще третьего дня послал
с наказом узел с рухлядью тебе передать. Лошадка у меня в пути
захромала. Пока перековали, пока подлечили — вот и задержался.
Можно перекину через ограду поклажу?
— Постой. Скажи, на чьих землях мы сейчас?
— Так Заречье, госпожа. Камара в дне пути отсюда, если по тракту
и не спешить. Те, кто тропы знает, как я, могут за день туда и
назад обернуться.
— Ладно, кидай!
На лету подхватила объемный узел заклинанием, чтобы не упал в
раскисшую талую землю, и подтащила на крыльцо.
— Прощай, Агуня! — донеслось из-за ограды, и я увидела, как
всадник споро поскакал назад.
Узел развязывала прямо на крыльце: и света больше — солнышко
только-только к закату покатилось, — и безопаснее так. Позвала кота
и домового, объяснила невнятную ситуацию с таинственно
заблудившимся подарком и потянула тесёмку. В квадратном куске
небелёного полотна были плотно уложены вещи зажиточной горожанки.
Несколько тонких рубах; сарафан цвета сочной травы; юбка глубокого
брусничного цвета; душегрейка; тонкая, как паутинка, пуховая шаль и
большой цветастый платок с бахромой и кистями. Поверх всего лежали
мягкие красные сапожки и короткие домашние пимы. Всё было новое,
нарядное, украшенное разноцветной вышивкой, тесьмой и бусинками.
Хорошо, что дядька княжий, приметив мою бедную одежду, решил
отблагодарить за родича не только ценой назначенной, но и от себя
добавил.
— Отойди-ка! — скомандовал стоящий на страже домовой и нырнул в
ворох одежды.
Через пару минут возни он выбрался на гладкие доски, держа за
ногу неизвестное мне существо, безжизненно тянувшееся за ним. Фу!
Эта гадость была в моей одежде? Не стану такое носить.
— Вот! Страхолюд-тонконог нагоняет страхи, тоску и болезни.
Пробирается внутрь с покупной одёжкой или обувкой. Носит потом
человек обновку, а радости не получает, а то и вовсе болеть
начинает.