— Василиса, может быть, останешься? Миры там незнакомые, обитатели
чужие...
— Здесь хоть и родные, да хуже недругов, — хмуро ответила
Премудрая. — Сивку жаль оставлять им — замордуют конягу.
— Так я её отпустила. Узду сняла и дала вольную, — повинилась
напоследок.
— Вот и славно! — захлопала в ладоши царевна.
Звук доставки мы услышали даже через аплодисменты.
— Что ж, пора. Храни тебя Вселенная, Царевасия!
Девушка остановилась на пороге:
— Всё забываю спросить, что это значит? Почему Амбросий меня так
называет?
— Предназначенная судьбой. Теперь это твоё новое имя и
статус.
Отвела путешественницу в сарайчик под избой, показала, какие грабли
на себя потянуть, чтобы портал открылся, и еще раз напомнила:
— Два шага вперёд и один в сторону.
— Помню! — донеслось из голубого сияния, куда не шагнула, а
бесстрашно прыгнула моя гостья.
В горнице на столе стояла чашка горячего кофе и кусок сладкого
пирога, на лавке рядком сидели Филипп и Трофим, смотрящие на меня с
ожиданием.
— Что теперь будет? — первым не выдержал кот.
— Ну, не расстреляют же? — сделав глоток любимого напитка, ответила
я, прикрыв от наслаждения глаза. — Кажется, даже никакую инструкцию
не нарушила. Через день или два примчится Инк, наорёт, еще раз
спросит, зачем мне голова, — откусила кусок пирога и продолжила
бубнить с полным ртом. — В очередной раз констатирует мою глупость,
и этим всё кончится.
Ах, если бы я знала, как оно будет на самом деле...
После очень раннего — за окном даже светать не начало — завтрака,
мы с котом легли спать, а Трофим, прихватив книгу, исчез за печью.
Но выспаться не дали.
Явился Василий. Так как по заклятью со двора вылететь можно, а во
двор влететь без разрешения нельзя, то он с лёту врезался в
невидимый барьер и рухнул перед воротами. Громко кроя родню нечисти
в общем и персонально хромую горбунью недипломатичными выражениями,
выпутывался парень из мокрого и грязного ковра-самолёта. От
Прекрасного в нём осталось мало. Бомж помоечный, а не царевич. Мы с
Филиппом с крыльца наблюдали, как выползал сам и тянул следом
артефактную тряпицу на пригретый утренним солнышком бугорок наш
бывший постоялец.
— Помоги мне, старуха! — заметив меня, заорал он. Видя, что никто к
нему не торопится, стал браниться так, что самые взыскательные
коллекционеры обсценных выражений могли пополнить свои
копилки.