Сунув ноги в валенки, с головой закуталась в одеяло, нагретое на
лежанке, и вышла на крыльцо. Парень был под стать голосу: высокий,
широкий в плечах, с кулачищами больше моей головы. Но брутальность
портила излишне смазливая мордаха. Из-под шапки живописно
выбивались длинные белокурые пряди. Большие голубые очи, затененные
длинными густыми ресницами, не искрились интеллектом, беззастенчиво
разглядывали моё подворье. Румянец во всю щёку, пухлые алые губы,
растянутые в улыбке, жемчужные — один к одному — зубы, как у модели
в рекламе здорового образа жизни: живая иллюстрация к пословице
«Сила есть — ума не надо».
— Чё надо? Глотку дерёшь, зверьё лесное пугаешь. Иди откуда
пришёл! — рявкнула я на гостя, магически усилив голос.
Парень оказался не из трусливых. Другой бы от моего рыка,
подкреплённого внешним видом, драпал без оглядки, а этот стоит,
улыбается. Вспомнились слова, что учили в школе: «Безумству храбрых
поём мы песню». Вот только петь я не собиралась.
— Ах ты, старая карга! Добра молодца приветить надо, в баньке
попарить, напоить-накормить, а не хаять с крыльца, в дом не пустив,
— подбоченился красавчик. — Будет тебе известно, хрычовка, что я
сын царский.
— Оно и видно, что мажор дурно воспитанный. Тебе здесь не гос...
не постоялый двор, а частная территория. Иди подобру-поздорову, а
то... как выскочу, как выпрыгну, полетят клочки по... кустам и
деревьям.
Парень потоптался, почесал затылок и сменил пластинку:
— Бабулечка-красотулечка, пусти в избушку погреться, — и после
паузы добавил: — Студёно очень. Замёрзну ночью.
Короткий зимний день и в самом деле наливался густой синевой в
тенях между деревьями и сугробами. Еще час — и упадёт тьма, выйдут
на охоту мороки и волки. Сожрут царского детёныша неразумного, а
мне грех на душу брать не хочется.
— Ну заходи, — и, не спускаясь с крыльца, магией отодвинула
тяжёлый засов калитки. — Куда несёшься, оглашенный? Затвори за
собой.
Царевич послушно вернулся к ограде, заложил запор на место,
подергал, проверяя надёжность, и побежал к крыльцу.
— Веник в углу, снег здесь стряхивай. Шубейку в клеть повесь, —
распорядилась я и пошла в дом. К ночи холодало.
— Кто там? — спросил кот.
— Царевич, — коротко ответила и стала убирать со стола бумагу и
стило. Негармонично они смотрелись в домике тёмной старухи.