– А я нет, – я цежу хмуро и…
… и одежду я, видимо, испортить тоже не боюсь, потому что беру недовольно вякнувшего и насупившегося Яна на руки.
И о порыве доброты и замаранных кроссовками штанах я пострадаю позже, прикину масштабы катастрофы, когда обработаю боевые раны и удостоверюсь, что ничего серьёзного с монстром не случилось.
– Где? – я ссаживаю тяжёлого суслика на стол рядом с раковиной в кухне, выдвигаю верхний ящик. – Где в этом доме аптечка?
– Нижний ящик, – Ян бурчит.
Тянется к коленке.
– Руки убрал!
– Не кричи на ребёнка!
– Суслик, я не кричу, я советую, – я просвещаю его с ласковой улыбкой Джокера и, настроив тёплую воду, мочу край полотенца.
– Ай! – Ян дёргается.
– Терпи.
– А ты ему зашивать будешь? – Яна любопытствует от двери.
– Угу, рот, – я фыркаю, стираю грязь вкруговую от боевых ссадин. – Обоим. Руку давай сюда.
Правую конечность мне протягивают с великим одолжением, корчат физиономию, которой только душераздирающую агонию иллюстрировать и можно.
Шипит.
– А Кирилл зашивал, когда Ян на стекло наступил.
Две пары глаз смотрят с одинаковой требовательностью и сомнением.
Сомнением в моих способностях.
– Ну тут же стекла не было, – я скриплю сквозь зубы и перекись, как и думала, нахожу в холодильнике.
– Больно будет… – Яна ахает приглушенно.
– Не будет, – я фыркаю и содранную кожу щедро поливаю.
Ян стонет и подвывает, прикладывает целую конечность ко лбу.
Показательно.
– Не ври, не верю.
Руку от лба убирают и приоткрыв один глаз, недоверчиво смотрят.
Объявляют, выпятив нижнюю губу:
– Ты злая!
– А ещё жестокая и бессердечная, суслик, – великую тайну я открываю страшным шёпотом и бинтую на всякий случай самофиксирующимся бинтом, что в той же аптечке нашла, – но, если перестанешь помирать, могу рассказать, почему пена появляется.
И… великую тайну открывают мне:
– В крови каталаза. Она с перекисью соединяется и получается вода и кислород, влач.
Ян сообщает снисходительным тоном, ехидничает, коверкая слово, и пока я подбираю от удивления нижнюю челюсть, мне нажимают на кончик носа и, ловко подныривая под моей рукой, спрыгивают на пол.
Уносятся прочь.
***
Спокойствие длится до половины первого, когда, оглушая с двух сторон, мне напоминают, что хотят есть.
И проблем нет.
Они отсутствуют до того момента, пока я не открываю холодильник и не вижу.