Я не его мамаша. Не могу же я ему еще и штаны держать, бегая
следом. Жил же он как-то без меня все эти годы, и сейчас не
пропадет.
Я соглашалась со всеми доводами, но сердце было не на месте.
Рядом с этим трактом бродит много лихого люда. Вдруг мой дурачок
нарвался на кого-то из них.
Больше не раздумывая, рванула в лес. Наплевав на опасность,
орала во всю глотку имя гвардейца. Но мне лишь эхо вторило. Оставив
в непролазной чаще клочки рубашки и своих волос уже к вечеру, когда
Кастр огненным краем коснулся горизонта, охрипшая, опухшая от слез,
добрела до таверны, прикидывая, сколько посулить местным мужикам,
чтобы они ночью помогли искать гвардейца. Ввалившись внутрь,
замерла на пороге. Таверна была битком набита. У центрального
стола, усадив пышногрудую подавальщицу на колени, жмурясь, как кот
налакавшийся сметаны, развалился целый и невредимый гвардеец.
Девица хохотала, делая вид, что хочет уйти, когда его рука
обшаривала ее обширные полушария. Тихо зарычав, мысленно обозвала
себя дурой набитой, прошла мимо Гаролда к стойке, где потный,
страдающий избытком веса и важности трактирщик протирал стаканы,
из-за трех подбородков не имея возможности оценить свою работу.
- Мне комнату, любезный. Ужин и горячую ванную,- просипела
больным горлом.
«Любезный» глянул на мой жалкий вид и нелюбезно произнес.
- Одноместных нет.
- Давайте двухместный. Только быстрее. И горячее вино для
горла,- стараясь не вслушиваться в гул голосов и довольные
повизгивания подавальщицы, ожидала конец арифметических действий
трактирщика.
- Двадцать серебряных,- соизволил назвать цену.- Бутылку с собой
возьмете?
Я кивнула. Отсчитав положенную сумму, прихватила бутылку, уже
взялась за перила, чтобы подняться наверх, когда густой бас
пророкотал на весь зал, без труда перекрывая шум в зале:
- Эй, ты, дрыщ, откуда на тебе куртка Хвоста, которого утром
нашли мертвым у реки?
Зал притих в ожидании начинающейся ссоры. Я рвано выдохнула и
повернулась. Самые умные посетители, унюхав запах большой драки,
бочком протискивались к выходу. Самые смелые с открытым ртом
смотрели на смертника, посмевшего обратить на себя гнев
громилы.
- Ты, невоспитанная свинья, говоришь с дворянином! Изволь
извиниться и выйти вон!- рисуясь перед пышногрудой зазнобой,
горделиво ответил гвардеец, пошатываясь, встал в позу, выпятив
грудь. Девица, тихо повизгивая от ужаса, стоя на четвереньках,
пробуксовывала под чьей-то скамьей, застряв обширными нижними
полушариями.