— Ненавижу эту чувство беспомощности,
— признался он, когда мы, погасив в спальне свет, улеглись в
кровать. Разумеется, о сне речи не было, мы будем просто
разговаривать и обниматься, потому что в ближайший месяц будем
этого лишены. — Вот буквально вчера я был безгранично счастлив, —
он прижал меня к себе, — а сегодня… с самого утра всё через….
Видимо, это моя судьба — всё время ощущение беспомощности будет
присутствовать в моей жизни. Я же все десять последних лет жил с
этим чувством, — Руслан тяжело вздохнул, пока я, затаившись, ждала,
чтобы он выговорился. — Хотя нет. Я и раньше был знаком с этим
чувством, с самой армии. Сначала — когда не смог помочь друзьям,
пока они умирали, потом — когда не мог сказать всем, что знал о
намерениях нашего командования просто-напросто таким образом убрать
людей, которые много знали. После, казалось, я перестал быть
беспомощным, когда смог отомстить за друзей, вот только это не
вернуло их к жизни, — Беркут на минуту замолчал, раздумывая над
чем-то. — Нет, это, скорее, безысходность. Да, точно. И
безысходность дальше, когда я ничего не мог сделать, чтобы
избавиться от тех ужасных воспоминаний и чувства вины. Я и сейчас
не могу, да и, наверное, никогда не получится.
— Такое не забывается, к сожалению, —
вздыхая, прошептала я, обнимая его покрепче.
— И так всю жизнь, понимаешь? Не
одно, так другое. Сначала мучился от чувства вины, потом отомстил и
встретил вдруг тебя. И опять ничего не мог поделать, абсолютно!
Ведь, даже если бы Леший не стал препятствовать — у меня же всё
равно совсем не было шансов. Потом шанс появился — ты сама
приехала, и я обрёл настоящее счастье, а теперь вот опять. Почему,
когда у меня что-то налаживается — всё обязательно резко летит к
чёртовой матери? — невесело усмехнулся Руслан. — Что со мной не
так? Где я так нагрешил?
— Это не с тобой, так ведь у всех, —
решила я его подбодрить. — Я же сейчас, слушая тебя, понимаю, что и
у меня то же самое, с самого детства. Например, я вот всегда
считала себя уродиной, и….
— С ума сошла?! — воскликнул он,
перебивая.
— Погоди возмущаться, — улыбнулась я.
— Так вот, так не только я считала, меня в детстве за внешность
очень сильно дразнили. Слышал песню про мальчика, который дедушку
лопатой убил? — засмеялась я, вспоминая ненавистную песенку,
преследовавшую меня очень долго.