– Прояви уважение, – больно впившись мне в запястье, прошипела Эльза, заметив, что я слушаю вполуха и периодически смотрю по сторонам. – Смотри на сцену, дрянная ты девчонка.
– А то что? – я намеренно не стала понижать голос, из-за чего к нам на миг обратились взгляды соседей.
В частности, к нам обернулась госпожа Бэйрси, недовольно сморщившая свой курносый нос, что заставило тетушку еще сильнее стиснуть мою руку и расплыться в извиняющейся улыбке.
И вот в этом вся Эльза – заискивает перед теми, кто сильнее и старается выглядеть перед ними лучше, чем есть на самом деле, в то же время пытаясь отыграться на тех, кто хоть как-то от нее зависит.
– Сегодня поистине особый день, – тем временем продолжал разноситься по площади голос главного храмовника. – Сам Пресветлый дарует молодой девушке шанс кардинально изменить свою жизнь, став ниллэ. Это огромная честь, но и такая же огромная ответственность. Ниллэ полагается помогать своей госпоже справляться с возложенной на нее миссией, ведь быть аэллиной – не только привилегия, но и огромный труд. Все мы знаем, кому обязаны своими жизнями. Знаем, какую тяжелую работу выполняют наши защитники, наша опора, элита нашей могущественной империи. Носители большого количества искр – фениксы.
Я снова украдкой зевнула. Нет, уважение и благодарность к фениксам, разумеется, испытывала, но спать хотелось очень. А звучащая высокопарная речь как нельзя лучше исполняла роль снотворного.
– Избранная Пресветлым девушка будет принята в Институт Аэллин на факультет ниллэ, где пройдет соответствующее годовое обучение, которое спонсирует корона, – сказав это, храмовник, наконец, провозгласил: – Да свершится высшая воля!
Когда он взял в руки золотую чашу, все голоса моментально смолкли. Показалось, стих даже ветер, перестав терзать развешенные всюду флаги и зеленую листву. Даже я перестала зевать и невольно замерла.
Нет, я никогда не верила, что в один из таких моментов прозвучит мое имя. Разве что в далеком детстве, еще до гибели родителей иногда позволяла себе об этом мечтать. Помню, как мы приходили на эту самую площадь и, стоя в отдалении, так же внимательно слушали звучащую речь. Папа сажал меня себе на плечи, и я смотрела на творящуюся на сцене магию. Тогда испытывала чистое детское восхищение и представляла, как однажды, когда вырасту, я взойду на эту сцену, и мне будет рукоплескать толпа.