* * *
Муж привычно отсутствовал. И это сегодня было совсем неплохо. Потому что Людочка сегодня морально устала. Она долго стояла в душе. Потом пощелкала каналы телевизора и, разочаровавшись, покорно легла в постель. Она не могла вызвать в себе обычного интереса к телевизору, читать тоже не хотелось. Людочка выложила руки поверх одеяла и тревожно шевелила пальчиками. Что же теперь с нею будет?
Лучики забегали по потолку и стенам, и Люда под их тихую световую беседу приготовилась засыпать. Но потом вдруг захотела воды и пошла на кухню. Напилась и встала у окна смотреть на двор, где под деревом совсем близко от нее целовался высокорослый молодняк. Парочка слиплась надолго, и Люде вскоре надоело на них смотреть. Она обратила взор на праздничное блюдце с фасолинами и горошинами. Люда заметила, что семена уже сильно набухли, некоторые даже проклюнулись, и удивилась: что-то слишком быстро, за один день. Но и обрадовалась, потому что спать ей совершенно не хотелось, а теперь можно было и не спать. Люда взяла картонные стаканчики для рассады, насыпала земли из пакета и воткнула в черную жирную покупную землю красные и белые фасолины, желтые горошины.
* * *
На следующий день Люда явилась в школу раньше обычного. Всю ночь она пробыла в коварной полудреме. Хотелось утонуть в черноте сна, но какая-то непослушная волна все время выносила ее на поверхность. Люда сквозь веки видела свет – наверное, это бегали ее знакомцы-лучики, слышала голоса, вызванные, вероятно, ее тревожным состоянием. Голоса обращались к ней, обещали что-то. Утром Люда никак не могла вспомнить, что конкретно ей обещалось. В ванной она лениво повозила щеткою по зубам. Потом за чаем съела полбанки малинового варенья. От такой сладости организму сделалось противно, и Людочку затошнило. Она кинулась было к раковине, но передумала и обернулась к подоконнику, где рядом со стаканчиками для рассады стояли не убранные еще под кровать банки с солеными домашними огурцами. Протянулась к банке, чтобы унести в темное место, – и замерла. Вверх по шторе полз нежный зеленый росток.
Росток надстраивался, растягивался тоненьким зеленым тельцем, стремился вверх. Медленное его стремление равнялось упорству вод, упорству вулканической лавы, равнялось выдавливанию горных пород в необыкновенный, не представляемый человеческим мимолетным рассудком период. Миллиарды лет на глазах двигались вверх по шторе, утверждая неумолимое движение как душераздирающую силу жизни. Людочкины синие глаза распахнулись удивленными окошками. Из одного окошка выглянула хозяйка и улыбнулась мужчине, подрезающему веселые лохматые кусты. Возле кустов металась смеющаяся собака. Она хватала мужчину за штанину, тявкала, подпрыгивала. Хозяйка кинула собаке мячик. Но мячик укатился на дорогу. По дороге ехал молодой почтальон. Он подобрал мячик, подъехал к кустам и отдал мужчине письмо. Мужчина отнес его хозяйке. Почтальон кинул собаке мячик. Собака схватила его на лету и гигантской черной мухой завалилась на куст. К собаке бежали громкие дети. Хозяйка улыбнулась детям и пристально смотрела вдаль, где лес, приобретающий уже прозрачность, все еще стоял стеной, охраняя благополучный угол от непрошеных гостей… Тут Людочка сморгнула и волшебная картинка пропала. Будущая мать сосредоточила зрение на закорючке боба. Росток на ее глазах превратился будто бы в стебель. И она стояла, простая учительница младших классов, и стеснялась того, что миллиарды лет выбрали ее свидетелем своего движения по шторе вверх. Хотя ей, Людочке Константиновне Георгиновой, хотелось бы на самом деле простого человеческого счастья – и ничего другого! Но кто бы спросил ее, чего она хочет!..