– Ma’am – твердо говорит она.
Кладу трубку и с ужасом вспоминаю, что в моем кабинете сидит наш друг Славик, компьютерный гений и реанимирует мой больной деменцией компьютер.
О, Боже! Я не сказала службе спасения, что у нас еще и Славик! Получается, что я его скрыть хочу, обманула службу спасения, полицию и вообще страну. Это заработала моя кора головного мозга, изрядно закрученная на правдивость за столько лет в правильном прохладном раю, живущем под знаком «закон и порядок».
– Славик!!! Прячься!!! – кричу на бегу, спеша открыть дверь полиции.
Это во мне взыграл бывший советский человек, живший под знаком «авось пронесет», и он-таки победил законопослушного канадца. Куда должен вообще спрятаться человек сто кило весом и 190 см ростом? Неважно.
Вот сколько видела за пятнадцать лет в Канаде полицейских вблизи – все красавцы. Все как один. Вошел двухметровый шатен лет тридцати с добрыми глазами. Спокойно выслушал мою пламенную речь о том, что я ошиблась номером, о чем сожалею безмерно и сказал:
«It’s OK. If you call, we must attend. Take care.» (Ладно. Раз вы позвонили – мы должны были приехать. До свидания.)
За компьютером в кабинете сидел Славик, так и не выходивший из виртуального мира. Он и не слышал моего призывного вопля «Славик, прячься!» Сверкнув очками в мою сторону, компьютерный гений добродушно спросил: «Ну что, ты докрасила плинтус?»
Я провела c ним пять дней
Я провела c ним пять дней. Это были прекраснейшие дни моей жизни, ибо я купалась в любви. Он смотрел на меня, улыбался открыто, иногда слегка смущенно и излучал бесконечную любовь. Мы давно толком не виделись, так набегу, я не ожидала, что он так изменится.
Мы ели апельсины, собирали виноград Изабелла и еще какой-то желто-зеленый, который по странной прихоти природы растет в нашей примороженной Канаде, ходили в ресторан, где он ничего не ел, а только смотрел на меня нежно и одобрительно. Мы почти не разговаривали, потому что все наши мысли и эмоции легко читались по лицам. Были даже на пляже, где я сделала последний сентябрьский заплыв в тихом прозрачном озере, пока он грелся на солнышке.
Иногда он клал голову мне на плечо, и я пела песни Окуджавы «В темно-красном своем будет петь для меня моя Дали, в черно-белом своем преклоню перед нею главу…» и «Живописцы, окуните ваши кисти в суету дворов арбатских и в зарю, чтобы были ваши кисти словно листья. Словно листья, словно листья к ноябрю…» Он мог слушать часами.