— Привет. Ты с утра такая милая, теплая и заспанная.
Улыбаясь прошел на кухню и принялся выгружать на стол мази,
лекарства, шприцы и кучу еще чего-то лечебного. Чем больше он
доставал из пакета, тем больше округлялись мои глаза и пропадал
сон: “Мама дорогая, что мне со всем этим делать?” Под конец он
вытащил такую же коробку с пирожными, какую покупала я и которые мы
этой ночью отскребали от упаковки, чаёвничая.
— Я решил, что тебе для поддержания нервной системы и хорошего
настроения просто необходимо сладкое, — это было неожиданно и я не
нашлась, что ответить, а он оглядев меня, иронично улыбнулся. — Ну
и чего стоим? Кого ждем? Марш умываться!
Куда велели, туда и поплелась, тихо бормоча: “Марш, марш… И
когда только успевает высыпаться?” Включив воду, подняла взгляд на
зеркало, разглядывая свое отражение. Ну и где он увидел “милую”? На
меня смотрела растрепанная девица с вороньим гнездом на голове, с
темными кругами под глазами и опухшим со сна и от слез лицом. Да
уж, красавица! Быстро приведя себя в порядок холодной водой и
разодрав расческой колтун на голове, вышла уже почти человеком.
Почти, ну это потому, что в организме не хватало капли крепкого
утреннего кофеина. Вот его-то запах я и учуяла, открыв дверь.
— Ты и кофе варить умеешь? — очумело осматривая накрытый для
завтрака стол, спросила парня.
— Во мне масса скрытых талантов, — сверкнул улыбкой Лешка,
разливая свежесваренную робусту. — Садись, позавтракаем и займемся
твоим болезным.
Сирион Карголс
Я приближался к грани. В этом мире её никто не охранял, да и вид
она имела не сумрака, как у нас, а темной плотной завесы, сквозь
которую было тяжело проходить как в одну сторону, так и в другую. Я
осознавал, что где-то там лежит моё уже фактически мертвое тело и
проклинал себя за несдержанность и горячность.
Ну чего мне стоило вызвать дворцовую охрану и взять Советника
Фанга с поличным? Нет, как всегда, полез вперед, считая себя самым
сильным. Но, оказывается, и на сильного можно найти еще большую
силу. О чем я жалел? Только о том, что так и не получил возможность
передать королю полученную с таким трудом информацию.
Узнай он о моем поступке: по-дружески набил бы морду, а как
король — даже страшно подумать. Всё же в плане дисциплины он всегда
придерживался строгих правил. Понимать все о себе и своей
незавидной участи и не бояться смерти — это одно. Но душа хотела
жить: до одури, до темноты в глазах. Я понимал, что не имею права
умереть! Но уже ничего не мог поделать. Душа почти рассталась с
телом.