– Какой еще хомяк?
– Ну папа мой. Я его Хомяком зову. Он мне ничего не запрещает делать.
– Я заметил.
Забийворота снял фуражку, вынул из нее носовой платок, протер лысину и шею.
– Вот что, девка. Есть у меня к тебе деловое предложение…
Таська внимательно выслушала мента. Хомяк предупреждал – с незнакомыми мужчинами разговаривать как можно меньше, не принимать никаких подарков или предложений, держаться мест, где много народу и можно позвать на помощь. Но она уже столько раз нарушала этот родительский наказ, что теперь-то уж и смысла не было о нем вспоминать. Тем более что предложение оказалось заманчивым.
– Идет, – согласилась она.
– Все поняла?
– Да поняла же, поняла!
– Не заблудишься?
– Ваши инструкции исчерпывающи, товарищ лейтенант.
– Забудешь…
– Я ничего не забываю!
Лейтенант скептически посмотрел сначала на Таську, потом на ее сумку.
– Ну смотри, заблудишься – я тебя искать не буду.
Таисия чмокнула милиционера в щеку и убежала.
– От идиётка, – хмыкнул Забийворота, прикоснувшись к поцелую пальцами. Проводил взглядом Таську и вернулся на рабочее место.
А Таська бежала, напевая «Шизгару», и чувствовала, как начинает любить этот город, этих людей и этот мир. При этом она повторяла про себя все, что сказал лейтенант.
«Короче, слушай. Сейчас пойдешь по главной – проспект Ленина называется».
Таська посмотрела на табличку с надписью «Проспект Ленина», аккуратно прибитую к стене, кивнула и пошла дальше. Судя по солнцу, улица была ориентирована на восток.
Навстречу ей торопился народ. Кто-то шел сам по себе, кто-то в компании, кто-то волок за собой детей – очевидно, в детский сад. Люди переговаривались вполголоса, дети плакали или умильно лопотали, из некоторых окон доносились обрывки радиопередач, песен – отечественных и зарубежных, даже где-то зудела гаммы скрипка. Все эти звуки Таське очень нравились, потому что она была сама по себе, и никто не вентилировал ей мозги.
Время от времени мимо дребезжали оранжевые рейсовые автобусы, до отказа забитые людьми. В обратную сторону они ехали почти пустыми. Таська испытывала к тем двум-трем пассажирам, которые ехали в пустом салоне, что-то вроде зависти. Едут себе, ни с кем не толкаются, не скандалят. Хоть какое-то время могут побыть в одиночестве. Таська не понимала, почему люди боятся одиночества. Те редкие моменты, когда она оставалась одна, всегда были самыми счастливыми.