Очнулся Николай в тюремной больнице — почему-то их не стали
добивать на месте, не увезли в родовые пыточные. Просто оставили
умирать в каменном крошеве, под завалом из булыжников и арматуры.
Новость подарила надежду — «Древичи» своих не бросали, а значит,
скоро их должны были вытащить, перевезти на родину, обеспечить
целителей и протезирование. Страшно жалко было ноги и очень
тревожила непослушная рука, но были бы деньги — и это тоже можно
было решить.
От них отказались. Какая-то большая политика, связанная со
сближением двух империй. Не было «Древичей» в Японии, не было
отряда Николая Роскова, а были бандиты, допустившие разбойное
нападение на аристократа из Великого рода. Наказание — гнить до
смерти в сыром карцере местной тюрьмы, приговор вынесен и приведен
в исполнение. Год в заточении поставил крест на восстановлении
ноги, полностью отказала левая рука. Добавился надсадный кашель и
отек на ноге здоровой. Забавно, но новая болезнь его спасла. По
неведомому перекосу в мозгах местных, они старательно лечили даже
таких приговоренных, как он — чтобы вновь закинуть в камеру и
продлить агонию. В санблоке удалось зацепиться языками с
санитаром-индусом. Английский, приправленный языком больших денег,
помог сблизиться и наладить отношения, а ключ-пароль от одного из
анонимных счетов и вовсе сделал их близкими друзьями — достаточно
близкими, чтобы направить письмо от Николая курьером в далекий
Верхний Новгород.
Николай заказал «Древичам» собственное спасение — комплекс мер с
эвакуацией из режимного заведения в количестве одной персоны и
перевозкой домой. В письме очень рекомендовалось дать ему солидную
скидку, но не было ни единой угрозы и бранного слова. Скидку
дали.
Тем не менее, операция обошлась в большую часть отложенных на
пенсию средств, остаток же их ушел на лечение — да и то не хватило.
Из частной клиники выходил калека с перекрученной энергосистемой
тела, не способный ныне ни на что более, чем сметать порывом ветра
листья и снег. Так появился в интернате дворник и сторож — в одном
лице. Тут кормили, была постель (своего жилья не было, а квартиру
родителей занял младший брат с семьей), не спрашивали о прошлом и
предпочитали не замечать те дни, когда Коля нажирался водкой в
хлам, пытаясь заглушить страшную боль во всем теле, приходившую с
каждой резкой сменой погоды. В другом месте давным-давно бы
вышвырнули… А тут была даже женщина… на которую он бы раньше и не
посмотрел. Сейчас планка изрядно упала, на самое дно, как и вся его
жизнь — так что рад был и такой. Жизнь встала в размеренную колею и
неторопливо покатила, съедая день за днем. До сегодняшнего дня.