— Не, — глянул я в его сторону и перевел взгляд обратно,
убедившись, что запрещать пока ничего не будут.
— И что ты… чувствуешь? — с осторожностью в голосе спросил он,
присаживаясь на край постели.
— Любопытно просто, — пожал я плечами, разглаживая металл
пальцами.
— Любопытство — это хорошо, — одобрительно улыбнулся дядька. —
Вот если бы скука — тогда совсем плохо. Даже хуже злости.
— Почему? — надел я браслет на запястье, давая ему остыть на
руке, и присел, развернувшись в его сторону.
— Дар управляется эмоциями. Нас учили через злость, для рядовых
отлично подходит. Там думать не надо, вызвать в себе легко — знай,
ненавидь противника или препятствие. Когда меня повысили, я злился
на начальство, на погоду, иногда камешек в ботинок подкладывал. А
когда поумнел — злился на жизнь, — пустился дядька в
воспоминания.
Я хоть и не все понимал, но не переспрашивал — интересно ведь. А
слова потом пойму.
— Злость мешает думать. На старших офицеров учат иначе, через
гордость, верность, честь. Это очень сильные эмоции, большая сила
ими удерживается и управляется. Такие спокойно могли держать
частную армию даже в одиночку, сутками. Бывали, правда, осечки,
когда вместо гордости дар офицера управлялся тщеславием. И ведь не
сразу такое прознаешь — задачи-то офицер выполняет, а когда
выясняется, что ради медальки он целый отряд отличных ребят в землю
уложил, тогда уже поздно…
— А почему скука — это плохо? — когда пауза затянулась, решил
все-таки я спросить.
— Представь такого монстра, — вкрадчиво начал он, — который
сжигает человека, потому что ему скучно. Он рушит дома, потому что
скучно. Страшно?
— Н-но человек ведь не обязательно будет… делать это все?
— Дар влияет на мозги, — постучал сторож пальцем по виску, —
поэтому, кстати, слово аристократа нерушимо. Они воспитываются
через честь рода, для них немыслимо переступить через слово, это
часть их души. А если в душе человека — скука, то вся его жизнь
превратится в постоянные поиски новых впечатлений. Самые доступные
из них, при наличии силы и власти — война, страдания других людей.
Он не сможет ничего создавать — потому что это долго и скучно…
Поэтому я… испугался, когда тебя увидел сегодня, — завершил он.
— А любопытство и дар — они дружат? — стало мне любопытно.
— Хм, — почесал он затылок, — не знаю даже. Вроде ничего
страшного вспомнить не могу. У Целителей — сострадание и любовь, —
еле слышно начал перебирать он, — у Палачей — голод…