- Матвей Тимофеевич! Мы оба Барковские – и ничто на это повлиять не может. Поэтому давай обойдемся без излишних сантиментов и поговорим как партнеры, как нормальные мужики, в конце концов. Я хочу знать, что у нас происходит в доме. Я уже взрослый, и понимаю, что иногда бывает – седина в бороду, бес в ребро. Но делают же это тихо, не в ущерб репутации и семье, - я осознавал, что он сейчас мне мог в ответку бросить еще одну народную мудрость – яйца курицу не учат, но поговорить было необходимо, и как это сделать по-другому – я не знал.
Для меня отец всегда был эталоном. Уверенности в себе, деловой хватки, рассудительности, твердости. Он был гарантом моего счастливого детства. Незыблемой скалой. И вдруг превратился стареющего, выжившего из ума, сластолюбца, променявшего жену на дешевую шлюшку, которая обойдется ему, уверен, недешево. Чего греха таить, и мой меркантильный интерес здесь затронут – семейные деньги сейчас поплывут в самые дорогие бутики и шикарные салоны.
Она не будет, как мама, пользоваться всеми услугами, начиная от парикмахера до массажистки, дома. Еще со студенческих времен, мама считала деньги и не видела ничего зазорного в нежелании переплачивать бешеные бабки только за то, чтоб зачекиниться в популярном среди богачек месте и показать «Мы с вами одной крови». Эта же мартышка будет из кожи лезть, лишь бы стать одной из них, чтоб ее приняли. Надеюсь, папенька не собирается ее вводить в свой круг? Хотя почему нет? Будет таскать на мероприятия и представлять «Ника, моя помощница». И пусть все хоть глаза сломают, бросая косые взгляды! Официальная версия приемлемая, правда сильно притянутая за уши…
Отец исподлобья кинул на меня весьма нелюбезный взгляд. Понятное дело в свои пятьдесят с увесистым хвостиком оправдываться не хотелось, но я-таки оставался его единственным сыном и нагло ждал вразумительного ответа.
- Тимофей! Ольга оскорбила меня недоверием! Она сама ушла, посчитав меня подлецом со всеми вытекающими. Ты знаешь, что семья – это надежный тыл. Это замкнутый мир душевного благополучия. И вдруг я вижу, что моя женщина мне не доверяет! - начал папенька озвучивать выгодную себе версию, приправив пафосом оскорбленной невинности. Однако выглядело это так же нелепо, как сову на глобус натягивать. Я мог бы в пух и прах разбить его детский оправдательный лепет, но это означало бы конец диалогу. Сделаю вид, что принимаю. Во всяком случае, никто не заставляет подписывать письменное согласие с той чушью, что он несет.