Показывала их письма, записки, букеты.
Девочку эта дружба странным образом утешала.
Бурный ход событий ускорил течение дней.
Все превратилось в какой-то неистовый вихрь.
Альберт как-то спросил у дочери:
Что ты думаешь о Пауле?
Я ее боготворю! – таков был ответ Шарлотты.
Очень рад, ибо мы хотим пожениться.
Шарлотта бросилась на шею к отцу,
Впервые за долгие годы.
Свадьбу справили в синагоге:
Паула, дочь раввина, исповедовала веру предков.
Для Шарлотты иудаизм не имел большого значения,
А если уж честно, совсем никакого.
Ее детство «не отмечено еврейским влиянием»,
Выражаясь словами Вальтера Беньямина[4].
Родители жили как атеисты,
А мать обожала христианские песнопения.
В тринадцать лет Шарлотта внезапно открыла мир своего народа,
Но отнеслась к нему довольно прохладно, как к чему-то чужому.
Вторая жена Альберта поселилась в доме на Виландштрассе,
И это преобразило унылые дни Шарлотты.
Безмолвию и пустоте в квартире сразу пришел конец, —
Паула впустила туда культурную жизнь Берлина.
Она приглашала самых известных людей,
Здесь можно было увидеть прославленного Альберта Эйнштейна,
Архитектора Эриха Мендельсона
Или Альберта Швейцера —
Словом, элиту немецкого общества:
Интеллектуалов, артистов, ученых.
Теперь здесь музицировали, пели, пили и танцевали.
Никогда еще жизнь не казалась такой интересной и полной.
Сегодня перед их домом на тротуаре есть позолоченные таблички,
Их называют Stolpersteine[5] – дань памяти депортированным.
В Берлине их много, особенно в Шарлоттенбурге.
Правда, они не сразу заметны,
Нужно шагать, внимательно глядя под ноги, отыскивая их
среди плит.
На тротуаре у дома номер пятнадцать по Виландштрассе
можно прочесть три имени:
Паула, Альберт и Шарлотта.
Но на стенной табличке значится только одно —
Шарлотта Саломон.
Во время последней поездки в Берлин я ее уже не нашел:
Здание ремонтировали
И табличка Шарлотты исчезла под слоем свежей краски.
Вылизанный фасад стал похож на декорацию для киносъемки.
Застыв на тротуаре, я рассматриваю балкон,
Тот самый, на котором Шарлотта позировала для снимка с отцом.
Этот снимок был сделан примерно в 1925 году.
На нем ей лет восемь-девять. Ясный, веселый взгляд.
И в ней, как ни странно, уже проглядывает что-то женское.
На миг погружаюсь в прошлое,
Предпочитая вспоминать фотографию, а не видеть сей новодел.
Потом наконец решаюсь.