- Завтра будь готова. Я позову его отобедать и пошлю за тобой.
Поговорите… но я тогда скажу тебе, за кого ты пойдешь, если от тебя
откажется этот достойный муж и тебе это не понравится.
- Не нужно. Я только хочу взглянуть на него ближе, - прошептала
я, - я устала бояться вот так – не зная…, я не сплю ночами, мне
страшно. Просто хочу спросить - может, я не люба ему.
- Не люба еще – так станешь люба! Куда он денется? Будет беречь
и хранить, обижать Северную княжну не посмеет – это кровная обида
для меня. Иди, Стужка, и помни о том, что я тебе сказал, -
отвернулся брат к своим бумагам, а я пошла к двери, шепнув
напоследок:
- Я помню.
Любчу я попросила уйти и не тревожить меня малое время, а сама
села в креслице и прикрыла глаза. Мне нужно было подумать о том,
что я скажу ему завтра, о чем спрошу.
Утром следующего дня я подошла к покоям невестки. Стукнула в
дверь и мне открыла одна из ее служек. И тут же постаралась закрыть
передо мною дверь:
- Княгиня отдыхает…
Я протиснулась мимо нее и все же вошла – перед этим я слышала
разговор в светлице. В большое окно врывался яростный свет солнца –
было жарко и душно, но это может только для меня, а Друна, видать,
любила так. Покои княгини были устроены богато и пышно. Мои ступни
в вязаных домашних топтушах сразу утонули в пышных коврах. А перед
глазами зарябило и запестрило от цветных парчовых занавесей, блеска
шелковых покрывал и скатертей, от ярких ковров, затянувших всю
наружную стену. От золотых сполохов на блюдах и кубках,
расставленных на поставцах между разного размера и вида шкатулками
– каменными и искусно вырезанными из дорогого дерева, вылепленными
из драгоценной прозрачной глины и резанными из горного
хрусталя.
С большим лишком было всего, как на мой непривычный взгляд.
Невестка сидела в креслице, обняв высокий живот руками, и улыбалась
мне. Я поклонилась.
- Сестрица… рада видеть тебя, ты редкий гость, порой я даже
думаю, что не мила тебе, или это не так? – спросила Друна, все так
же улыбаясь. И было в ее лице и в этой улыбке что-то новое для
меня, и будто бы появился в ее голосе холодок, которого не было до
этого. Мысли заметались, потому что причины в таком отчуждении
будто бы и не было… или было? Если она знает о Любче, которая
прячется за мною. Но этого не может быть! Сердце кольнула острая
жалость, и я подошла и опустилась у ее ног, обняла ее колени и
положила на них голову, прислушиваясь к тому, что делается в ее
животе – под моим ухом. Ее ладонь погладила меня по волосам. И я
подняла лицо к ней.