– Хорошо, я передам, – повиновался Норман, вздохнув. Дэлла ему понравилась еще при первой встрече, а сейчас, когда он увидел ее вблизи – тем более, но он прекрасно осознавал свои шансы.
– Не знаю, соглашусь ли я, – продолжал Охотник, – но посоветовать кое-что могу. Есть еще ты, к примеру. Да-да, парень, ты! И не смотри на меня, как мышь на истребитель. Тебе давно уже пора становиться Профи, а ты все предпочитаешь пустышки сосать! Понимаю, это проще. Но ты уже взрослый… – он вздохнул и, как показалось его собеседнику, даже слегка улыбнулся. – Она ведь тебе нравится, да?
Норман предпочел не отвечать: все равно Айвес знает все не хуже него, так зачем же лишний раз подставляться? Не то чтобы тот стал упрекать его или высмеивать – просто не хотелось заводить об этом разговор.
– Будь осторожен. Она не просто дочь одного из самых влиятельных донов – она еще и из самой жестокой семьи. Я бы не стал питать иллюзий насчет того, будто она на них совершенно не похожа.
– Я понял. Приму к сведению, – мрачно отозвался Норман, кусая губы. Он не хуже Айвеса знал, что с ремеслом Охотника нечего и думать о семье.
Охотник еще никоторое время молчал, потом неожиданно заговорил – видимо, это просто была мысль вслух:
– А она красивая…
Норман хотел пропустить фразу мимо ушей, но она почему-то запала ему в память. Трудно сказать, зачем Айвес сказал это: но совершенно точно, он сделал это намеренно. Подобные ему ничего не говорят случайно и просто так, ради сотрясания воздуха – они лучше промолчат. Но какой именно смысл он вкладывал в эти слова, так и осталось загадкой.
После повторного звонка, отозвавшегося сварливым эхом, все-таки открыли. Сквозь дверной проем за обшарпанной дверью, выходившей на грязную лестницу, просматривалась довольно приличная и уютная квартирка. Создавалось впечатление, что владелец просто не желал, чтобы кто-то вторгался в его крохотный рай.
Район, где он обретался, граничил с трущобами, но стать оными еще не успел. Здесь проживали люди среднего достатка (а также чуть ниже среднего, но не за чертой бедности). Хоть он и обитал здесь дольше всех, вместе взятых (и правда, никто не помнил, когда именно этот тип сюда переехал), все равно всем, и себе в том числе, казался приезжим. Он ни с кем не водил знакомств, лишь изредка здоровался с примелькавшимися соседями. Если его вообще встречал кто-то из местных, то исключительно за одиноким шатанием по улицам, сидением на подоконнике свесив ноги наружу и куря сигареты (дорогие, заметим) или копанием в собственной машине. Обычно он просто ни с того ни с сего срывался с места и уходил неизвестно куда, и никто не мог сказать наверняка, когда он возвратится.