Боится отпустить?
Потеряться?
— Сначала снимем твои лохмотья. Я
постираю и посмотрю, что можно сделать…
…все равно другой одежды нет и в
ближайшем будущем не предвидится. В лесу вообще с одеждой сложно, а
соваться в город — безумие.
— Идем.
Встал без споров. И шел за мной,
осторожно, медленно. И раздеть себя позволил.
Он был изможден до крайности: кожа,
кости и живое мясо. Его не просто пытали, а мучили снова и снова,
позволяя ранам зарубцеваться, а вот здесь, под левой лопаткой, явно
шили. О псе заботились, не позволяя умереть. Наверное, он был
интересной игрушкой.
— Решетка, — сказал пес, когда я
коснулась язв на спине.
Аккуратные отверстия все еще сочились
сукровицей. Девять рядов вдоль спины, девять — поперек. А следов от
огня нет. Впрочем, я слышала, что холодное пламя не обжигает, оно
просто вытапливает из крови железо.
…это война, бестолковая Эйо. А пес —
враг.
Вот и убили бы как врага. Пытать
зачем?
— Потерпи. — Я сглотнула, не зная,
что сказать ему. — Еще немного потерпи. Пожалуйста.
Кивнул.
И двинулся за мной к воде.
— Стой. — Берег был топким,
осклизлым. — Садись. И осторожно, здесь глубоко.
Я помогла ему спуститься в воду и
положила руку на корень старой ели. За него удобно держаться.
— Я сейчас вернусь.
У меня еще оставалось мыло, пусть и
самое дешевое, изрядно воняющее. Для пса, вероятно, этот запах и
вовсе невыносим был. Но он терпел, жмурился, фыркал. И сам тер и
без того разодранные плечи, хотя меня от одного вида открывшихся
ран трясти начало. Моей силы не хватит на все.
Разве что понемногу… изо дня в
день…
Я помогла ему выбраться из воды и
отвела к своему гнезду, сооруженному из еловых лап и сухих,
шелестящих листьев.
— Вытереть тебя нечем.
Солнце еще стояло высоко. Обсохнет. И
согреется. Надеюсь.
— Чистый. — Он понюхал собственную
руку. — Чистый. Хорошо.
Я же развела костерок. Сегодняшняя
добыча была скудна — пара серых, скукоженных картофелин, из тех,
что скоту запаривают, и несколько горстей сечки. Но из старых
запасов у меня оставались хлеб, сыр и почти прозрачный уже кусок
сала на нитке. Картофель я варила вместе с зерном, добавила
травы и жир. Пес терпеливо ждал. Он свернулся в гнезде
клубком, подтянув ноги к груди. И плащ мой, слишком маленький для
него, принял с благодарностью.
Так и лежал, уставившись на огонь, но
вряд ли видел. И, кажется, придремал.