Я шёл за ней и марал подошвы, оставляя чёрные следы – ложь,
наговоры, клевету… И мой свет не в силах был справиться с этим.
Там, во тьме, звучал смех – чистый, серебристый, манящий… Я шёл на
него, как на ориентир.
Тьма сдвигалась в сторону, как занавес в бродячем театре, и я
видел девушку. Совсем юную, с золотистыми волосами до пят,
белоснежной кожей, алыми губами и глазами, что синее и чище самой
лазури. Тонкую и хрупкую, но при этом – женственно округлую. На
всей Эолле не сыскать никого краше. И слаще.
О, я знал, как она сладка. Я пробовал её, пил, наслаждался. Она
дурманяще пахла клубникой. Или то пахли цветы? Целая поляна алых
колокольчиков…
Когда я опустил её на этот ковёр – они звенели. Мне тогда
казалось – пели о любви. Но нет – то была песнь-дурман, колыбельная
для моего сознания. Они погружали меня в сладкий сон.
И я пропустил тот момент, когда нежный девичий смех сменился на
демонический хохот. Когда с прелестницы слетела маска красоты, и
передо мной стояла ведьма с землистой кожей, белёсыми космами и
когтистыми пальцами. Её одежды были темны. Сама она была тьмой.
Тьма лилась, змеилась, расползалась от неё.
Чёрная корона, похожая на хищную острозубую пасть, венчала её
чело. У королевы, как водится, был верный паж. В этом надменном
юноше я с трудом узнавал Кристо.
Ах вот значит как? На поли брани не силён, зато преуспел на поле
любви? Сейчас мерзавец целовал шею королевы – прежде белую, тонкую,
лебединую, нынче же – морщинистую и серую. А ведьма, скалясь,
смотрела на меня.
Потом резко метнулась вперёд, пробила мне грудь когтистой лапой
и вырвала сердце…
Она сжала его, и то рассыпалось прахом вместе со мной.
С прежним мной.
С колен восстал другой – бессердечный. Он схватил изменницу за
косы, швырнул на пол и навалился сверху.
Она вновь стала прежней – нежной, хрупкой, невинной. Смотрела
широко распахнутыми от ужаса глазами, что-то бормотала, умоляя…
Только я больше не слушал.
Только я больше не верил.
Только я больше не обонял.
Я брал. Жестко, не щадя, не слушая криков. Уничтожая. Вбивался в
узкое жаркое лоно. Пожирал губы. И двигался – быстрее, яростнее,
злее…
А потом изливался – густой, настоянной тьмой…
Сплошным мраком, от которого она породит монстра.
Финишировал и… проснулся.
Передо мной, вернее, подо мной, лежала девица – смуглая и
черноволосая. Из здешних дикарок.