Ближе к февралю мы с Сережей сблизились настолько, что часто
вместе бывали у его родителей, в зимний папин приезд я представила
его, как своего мужчину (именно мужчину, помня его слова о том, что
Сергей мне не подходит), поставив папу перед фактом, что я
уже нахожусь в отношениях. Папа имел с ним мужской
разговор и стал после этого демонстративно называть его моим
женихом, что с радостью подхватили и родители Сергея. Он сам
улыбался при этом, поглядывая на меня, а я… я восприняла это
нормально. Прямо сейчас я еще не готова была бежать замуж, но
вообще относилась к этому с пониманием – а зачем вообще люди
знакомятся, встречаются, спят друг с другом, узнавая тесно и
близко, ради чего?
Я стала часто оставаться у него, появляясь дома всего два-три
раза за неделю. И, само собой, приняла на себя элементарные женские
обязанности по дому – убраться, приготовить еду, запустить стирку,
погладить рубашки. Открытый, заявленный конфликт между Одеттой и
мной начался с горохового супа.
Он доваривался на самом маленьком огне. Я поставила таймер на
тридцать минут и ушла в комнату, села рядом с Сергеем и, обнявшись,
мы стали смотреть новости. Он каждый вечер обязательно смотрел
новостной выпуск, и я тоже как-то втянулась в это дело. Как и
всегда в последнее время, подошла и Одетта – почти сразу же. А
вскоре из-за кухонной двери в комнату повалил смрадный дым – горел
суп. Я как-то сразу поняла, чьих рук дело повернутый до упора
газовый вентиль. Даже объяснила Сергею при Одетте, что газ был
включен на минимум, но больше так никогда уже не делала – начался
утомительный цирк, настроение было испорчено у всех. Я до сих пор
не знаю – кому из нас он поверил тогда, но, уходя, Одетта нагло
показала мне средний палец. Само собой, когда Сергей этого не
видел.
В следующий раз, увидев этот жест, показанный из-за его спины, я
спросила ее:
- Одетта, а ты знаешь, что означает жест, который ты сейчас
показала мне?
- Какой жест? – заинтересованно обернулся он к ней.
- Вот этот, - продемонстрировала я.
- Одетта…?! – грозно протянул он…
Но дальше я не стала делать и этого – жаловаться на каждый ее
выпад, потому что тот скандал – с ее слезами и грозным и злым
Сережиным рычанием, с его и моим испорченным настроением… мне
показалось, что оно того не стоит. Но с тех пор началось наше с ней
открытое противостояние, а он разрывался между нами, понимая это.
Это было очень заметно и, похоже - мучительно для него. Да и для
меня тоже. Я вернулась к бабушке, и мы изредка стали встречаться,
как раньше – моими наездами в его квартире. Зато без почти
ежедневных разборок с Одеттой.