- Ты понимаешь, что она добилась того, чего и хотела – выжила
меня из твоего дома? – спрашивала я его.
- Эта маленькая дрянь уже достала, - отвечал он, - я говорил с
ней, больше такого не повторится.
- Сереж, ты говорил с ней уже раз двадцать, что изменилось?
- Катя, это подростковый возраст, ты должна понимать. Она давно
считает эту территорию своей…
- А тебя – своим мужчиной. Ты что - не понимаешь, что она
влюблена в тебя? Ты и правда не видишь, что она ревнует?
Мы тогда первый раз поругались с ним, он просто озверел из-за
такого моего заявления, и я где-то понимала его. Но не жалела о
том, что сказала. С тех пор он старался держать свою подопечную на
расстоянии, насколько она позволяла ему это. Втроем мы больше
никуда не ходили, в его квартире, когда там была я, она не
появлялась. Но у Сергея стало катастрофически не хватать времени,
потому что Одетта никуда не делась и никуда не делась я. И каждая
требовала его внимания.
Он очень старался ничего не испортить, но в наших отношениях
что-то неотвратимо менялось – даже в постели. Он перестал беречь
меня. Я стала регулярно находить на теле следы его поцелуев – эти
засосы очень долго не сходили. Мои сосуды располагаются очень
близко к поверхности кожи, и малейший ушиб оставляет синяки, а тут
такое… Я просила его не делать так больше, но не знаю, почему… на
моем теле постоянно красовался хотя бы один такой подарочек.
Я думаю, что жесткий секс… мне трудно судить о том, что означает
это определение – грубость в обращении и в словах или резкие
движения? Но иногда проскальзывало в его действиях что-то такое
неуловимое, что давало понять, что жесткость в постели нравилась
ему всегда. А могло быть так, что раньше он не особо-то и
церемонился со своими женщинами, и тогда тот его поступок на
качелях получает самое разумное объяснение. Но это просто мои
догадки. Возможно, он сдерживал себя со мной, испугавшись нашей
первой ночи. Отсюда и нежное прозвище - «Хрусталька».
Но в последнее время он точно тормозил себя, ощутимо так
притормаживал - я чувствовала это в мелочах, хотя жесткостью его
обращение со мной назвать было трудно. Я бы назвала такую близость
отчаянной, жадной, будто последний раз – с его стороны, а я
принимала это, потому что хотела радовать его и боялась огорчить.
Это было так мало по сравнению с его заботой обо мне и вниманием,
которым он окружал меня. Но такой напор иногда пугал, наверное
потому, что я не могла отвечать так же. Хотя случались у нас и
романтические, приятные дни и ночи, на какое-то время примиряющие
меня с существованием в его жизни Одетты.