Пока едем в больницу, я обдумываю ситуацию. Ваня изредка
посматривает на меня в зеркало и молчит. И я закрываю глаза… так
думать удобнее.
Пытаюсь понять саму себя - почему первой в голову пришла мысль о
марке? Да потому что совпало сразу несколько эпизодов, связанных с
нею и странно совпало. Тот приезд мамы и ее интерес… Слова папы,
что решиться на продажу марки можно, только отчаявшись – тут вообще
не в бровь, а в глаз. Еще то, что говорила Ирина Борисовна – что
они боятся не справиться, что может не хватить денег на операцию. И
подозрительно еще одно – ближайший пост ГАИ на въезде в город, а
это не так далеко. Оттуда машина, скорее всего, и пришла. И надо же
- наша СБ вместе с ними… тут, как тут.
Мне плохо от тех выводов, которые напрашиваются, тошнит все
сильнее, и я пихаю Ивана в плечо - нам приходится остановиться, и я
еле успеваю высунуться из машины…
- Возьмите, Екатерина Николаевна, - протягивает он мне влажные
салфетки.
- Ваня-а, - мычу я тоскливо, вытирая ими рот, - ну, хоть ты не
начинай. Воды бы еще.
- Держи.
***
История марки почему-то вспоминалась с самого начала. С того
самого дня, когда я узнала о ней - это было несколько лет назад,
когда мы уже остались вдвоем с бабушкой, но она еще работала. Нам
обеим в то время было не сладко – родители разъехались, и в один из
моих приездов с учебы она отвлекала меня и себя заодно от ненужных
переживаний. Все равно и тогда и сейчас от нас с ней не зависело
ровным счетом ничего. Отец и мать рвали свою предыдущую жизнь в
клочья, выжигали все хорошее, что там было когда-то, травили
кислотой, чтобы даже следа не осталось. И в результате осталась
только я, так что им пришлось делать вид, что меня тоже нет.
Бабушка советовала мне не осуждать их слишком сильно, все же они
отсрочивали свое расставание год за годом, а потом месяц за месяцем
вплоть до моего совершеннолетия. Дожидались, когда я поступлю
учиться, оплатив учебу за первый год. На второй по итогам учебы я
подала заявку на бюджет и мне ее подтвердили. Но, к марке...
Я помню тот ненастный осенний вечер - мы засиделись допоздна.
Слушая рассказ о «наследстве» , я держала на ладони и рассматривала
маленький кусочек рыжей бумаги в прозрачной пластиковой коробочке.
Вертела так и сяк, не в состоянии понять – что же в ней такого
особенного? А оказалось, что особенной была сама история ее
появления в нашей семье.