А в ушах опять звенел его голос – на самой высокой, самой
отчаянной ноте… Я обреченно думала о том, что у меня тогда - в
самом начале, просто не было шансов устоять и не влюбиться с ходу.
А сердце замирало и сжималось, рассылая по коже стада обеспокоенных
мурашек. Почему ему настолько плохо? Я не могла знать этого
наверняка, но чувствовала, что почти до умирания плохо. Что же у
тебя случилось, бедный, несчастный… чужой принц?
Намеренья благие! Им цена…
Кипит внутри, сжигая лавой душу.
Я спутан, связан, заперт, не нарушу,
Не брошу, но… настали ж времена!
Я думал – справлюсь, не сойду с ума.
Ведь не пацан - владеть собой умею.
Сорвался… и тихонечко дурею,
Мне снова видится… опять в глазах - она.
Мало того – преследует во снах!
Мало того – сжираю взглядом, трушу!
Отдай, верни, дай жить, помилуй душу!
Она ведь, как и ты – всего одна.
Смеюсь…, позорно пьян и вижу миражи.
Меня поддержат и простят, друзья прикроют.
Спасут, как настоящего… смешно сказать – героя,
У «подвига» цена – ребенка жизнь.
***
Проснулась я ближе к вечеру, подошла к окну и засмотрелась,
упираясь ладонями и животом в холодный подоконник и задумавшись -
впервые не хотелось выходить завтра на работу. На настроение, кроме
всего прочего, прямо таки ощутимо давила погода – почти стемнело и
сильным ветром натянуло тучи и были они печального сизого цвета,
гарантированно предвещающего сильные осадки. Наш переулок всегда
прочищали уже после того, как разгребут от снега центр и основные
магистрали. Так что если занесет, то моему Букашке трудно будет
выбраться на оперативный простор. То, что я чувствовала, смело
можно было назвать тоской или сплином, и я понимала, что настроение
не могло так испортиться только из-за погоды. Что-то со мною
определенно было не так. И я догадывалась – что.
Обиду на бабушку я сразу отмела, как глупость. А мысли на этот
счет были - она отпускала меня на всю ночь и должна была понимать,
о чем идет речь, но не предупредила о возможной неприятности. Но на
это она уже ответила – если бы женщинам в подробностях расписывали
прелести родов и возможных осложнений после них, то никто не
решился бы беременеть или тянул бы с этим до последнего. Вот и
вчера… я не стала бы. Да и не умирают от этого – что правда, то
правда, так что и с глупыми обидами все ясно.
Дело в том, что меня не оставляло такое ощущение… будто то, что
происходит, в чем-то неправильно. Я вот упрекнула Сережу в том, что
он не рассказал мне про эту Одетту, а сама трусливо промолчала про
свое наваждение по имени Георгий. А это было серьезнее, чем его
воспитанница, но и рассказывать тоже… о чем? Ничего же не было, у
меня не было никаких отношений и обязательств, только вот всплывало
иногда и, как правило - не вовремя… Но я честно с этим наваждением
боролась и у меня уже была не просто надежда, а уверенность, что я
справлюсь. Так зачем грузить почти уже не существующей проблемой
человека? Ему точно будет неприятно это, а я не хотела его
расстраивать. Как будто все логично. А на душе почему-то – бяка.
Ох-х…