Мне становилось трудно…, я не могла понять ее, и терпеть эту
холодную отстраненность больше не было сил. До меня не доходило, я
просто не понимала – как можно так вести себя?
- Это врожденное у тебя? Такой холодный цинизм? Ты на самом деле
считаешь, что можешь вот так просто появиться и задавать вопросы о
нем? – подалась я к ней, - не трогай его, забудь вообще. У него уже
есть другая женщина, только наладилась жизнь.
- Да… конечно, у него есть эта женщина. И сын… постой! Сколько
это ему сейчас? Я никогда не умела определять возраст маленьких
мальчиков, - медленно прошептала она, опять отводя глаза в сторону
окна, - они почти всегда выше и крупнее девочек. Тогда он выглядел
где-то на полтора-два… из этого я и исходила. Так значит, он
познакомил вас с этой женщиной – Наденькой, - вздохнула она и опять
взглянула мне в глаза, улыбаясь:
- Ты видишься с братом? Поэтому и решила встретиться со мной,
что поняла причину? Но не оправдываешь меня, так же? Вторая семья
твоего отца – не оправдание тому наказанию, что я назначила для
него. Потому что пострадал не только он…, я поняла это намного
позже, когда пришла в себя. Я очень виновата перед тобой, Катя.
Почему-то считала тебя уже взрослой…
А я уже почти не слышала того, что она говорила дальше. Это
просто не укладывалось в голове! И вообще не воспринималось или
воспринималось, как полный бред. Я зависла на время, глядя на нее и
вникая в сказанное ею. Это не могло быть правдой, человек не может
так врать! Нет, кто-то и где-то наверняка может, но только не мой
папа - не он. Я помню наш разговор – он тогда говорил, что любил ее
и как он это говорил! Мне нужно было все это обдумать и
осмыслить, я чувствовала какое-то несоответствие или же
неправильность сказанного ею, все внутри просто вопило об этом. А
пока у меня был всего один, простой и закономерный вопрос:
- Если это правда… тогда почему ты просто не ушла от него? Зачем
ты мучила его… почти два года?
- Это было бы слишком просто, Катя, - спокойно ответила она,
нервно сплетая при этом руки в замок: - Я слишком сильно любила
его, больше всего на свете, больше себя и даже тебя, как оказалось.
И захотела сделать ему так же больно…, нет – хотя бы частично
похоже на то, что чувствовала я.
- Ты все врешь, - заключила я, вставая. То, что она говорила, не
могло быть правдой. Я не слышала ни о каком брате, а папа любил
только ее, иначе с ним не творилось бы такое и он бы такого не
творил.