Наденьке Якобсон, в расчете на то, что письмо, вполне возможно, попадет в руки Дагмар, все-таки по-русски. Тончайший, достойный опытного византийского царедворца, нюанс. Косвенный намек на то, что датскую принцессу даже в Сибири воспринимают уже за свою.
Отдельно – цесаревичу. Почти год прошел с того, изрядно меня удивившего, первого письма от него. Это после не слишком ласкового-то ко мне отношения в Санкт-Петербурге, получить вполне благожелательное сообщение от Наследника! Я даже конверт вскрыть не успел, а весь губернский Томск уже шептался по углам: «начальник-то наш, с самим цесаревичем в сношении! Большим человеком, видно стал!»
Как-то сам собой сложился и стиль переписки. Сухие, без лишних реверансов, строки. Чистая информация. Иногда он задавал вопросы, или просил поинтересоваться тем-то и тем-то. Однажды спросил моего мнения по какому-то вопросу. Если правильно помню – что-то о тарифной политике Империи.
Всегда старался отвечать максимально быстро. Объяснял причины своих решений, или суждений о чем-либо. Понимал, конечно, что хорошо друг к другу относящиеся люди так не делают. Что наша переписка больше напоминает сообщение начальника и подчиненного. Но ведь, едрешкин корень, так оно и было! Мне отчаянно нужно было его, цесаревичево, покровительство, и смею надеяться – мои известия были ему полезны.
Впервые я просил его о помощи. Нет, не умолял его избавить от жандармского преследования! Это было бы откровенным признанием собственного бессилия. Да и глупо, в моем-то положении. Я пошел другим путем. Вывалил на бумагу все известные на сей момент сведения, добавил слухи о том, что меня с ближайшими соратниками, ярыми помощниками в тяжком труде по преобразованию Сибири, якобы намерены подвергнуть аресту и препроводить в Омск. И попросил совета. Что мне теперь делать? Отступиться? Сдаться? Оставить край в его вековой дремучести на радость ретроградам? Или продолжать, пусть теперь и как частное лицо, барахтаться, сбивая молоко под собой в драгоценный экспортный товар?
Примерно тоже самое отписал и Великому князю Константину Николаевичу. А младшему брату цесаревича, Великому князю Владимиру – уже нечто другое. Он, хоть и молод еще – 22 апреля 1847 года родился – восемнадцать лет, а придворные интриги обожает. Во всех этих кулуарных хитросплетениях – как рыба в воде. И ум у него острый и прихотливый. Добавить сюда еще склонность к по-настоящему мадридскому коварству, и абсолютную безжалостность к врагам, и получаем идеального союзника или чудовищного врага.