Человек повернулся спиной к замку, пытаясь понять, куда ведет
дорога от моста. Как оказалось, дорога пропадала уже через десять
или пятнадцать метров, теряясь в рытвинах, насыпях и зарослях сухих
кустов. Во тьме сложно было определить, есть ли продолжение у
дороги где-то дальше, или нет, но с того места, где находился
человек, никаких признаков продолжения пути не видел.
Он стоял на краю огромной равнины, хаотически изрытой вдоль и
поперек; слева, с той стороны откуда он пришел обзор закрывала
сухая роща; прямо и справа было открытое пространство. А что
дальше, за этим полем? Человек еще раз попытался найти хоть
какие-нибудь признаки дороги, но тьма надежно хранила свои
тайны.
В конце концов он двинулся прочь от замка, в том направлении,
куда, предположительно, вела исчезнувшая дорога – надеясь отыскать
ее остатки через какое-то время, когда все эти рытвины и ямы
закончатся. Дорога должна его вывести… куда-нибудь. К какому-нибудь
населенному пункту. Очень хотелось надеяться, что к населенному, а
не к очередному заброшенному поселку или жутковатому объекту
средневековой архитектуры.
Где же он находится? Оставленный за спиной замок не вызвал
никаких ассоциаций и вряд ли был ему когда-либо знаком. Раньше он в
этом месте никогда не появлялся, человек был теперь в этом уверен
почти на сто процентов. Тогда почему он здесь? Как он здесь
оказался? Куда пропали все люди? Что произошло с окружающим
миром?
На все эти вопросы по-прежнему не находилось никаких
ответов.
12
Человек двигался по неровной местности, стараясь обходить
наиболее глубокие ямы и большие насыпи, подъем на которые
потребовал бы дополнительных сил. Он прошел, быть может, несколько
десятков шагов, когда заметил справа от себя движение, замедлил шаг
и стал вглядываться в темноту. Человек ощутил, что дрожит, и
сознательная попытка подавить непроизвольную реакцию тела,
напротив, еще больше усилила дрожь. Едва различимое во тьме,
оно двигалось медленно и не вполне естественно, но прошла,
может быть, целая минута, прежде чем человек уверился в том, что
перед ним – еще один ходячий труп. Паника была готова вот-вот
захлестнуть его разум. Он бросился бежать, и мертвец заковылял за
ним следом.
Почему он боялся? Человеку казалось, что в прошлой своей жизни
он видел немало фильмов с ходячими трупами. Зомби-апокалипсис на
широком экране мало кого мог напугать. Медлительность и тупость
нежити делали ее не слишком грозным противником – по крайней мере,
до тех пор, пока ходячие мертвецы не наваливались большими толпами.
Все эти рациональные соображения оставались верны и сейчас – вот
только они мало чего стоили. Не смотря на то, что ранее каким-то
чудом, в полубезумном состоянии, ему удалось уничтожить одного
мертвеца, человеку сейчас едва удавалось сдерживать невыносимый
ужас, распиравший его изнутри. Этот страх был сродни страху
соприкосновения с чем-то ядовитым, смертельно опасным уже в силу
одного своего существования, а не каких-то действий, которые оно
может предпринять. Так многие люди воспринимают огромных ядовитых
пауков или ярко раскрашенных волосатых гусениц – трудно заставить
себя даже прикоснуться к такому существу. Ужас человека перед
нежитью имел схожую природу, но был в сотню раз сильнее. Мертвое,
продолжающее двигаться, неживое, охотящееся на живых – такое
существо в действительности, рядом, а не на страницах книги или
большом экране, нарушало всякую нормальность, и это нарушение
правил, в соответствии с которыми существовал мир, было стократ
страшнее и опаснее любого яда скорпиона или черной вдовы – потому
что нарушение фундаментальных правил, как казалось, способно убить
или парализовать не только отдельное живое тело, но разрушить сам
порядок вещей, размыть или разложить саму реальность. Даже взгляд,
концентрация внимания на ходячем трупе создавали у человека
ощущение, что он погружается в какое-то безумие, в оживший кошмар,
погружается сразу и умом, и телом.