Сознание затуманивалось, глаза
закрывались сами собой, но я шла. Не разбирая дороги, не запоминая
улиц – всё смешалось в едва различимую картинку. Наверное, из-за то
и дело наворачивающихся на глаза слёз, смахнуть которые
окончательно никак не получалось. Растрёпанную косу я обвила вокруг
шеи, использовав вместо шарфа. Стало теплее. Хотя в полноценном
тепле, наверное, находились одни только ладони, спрятанные под
мышками – туда ветер при всём желании никак не смог бы
задувать.
А потом пришло осознание, что больше
я не могу идти. Голова закружилась, земля вырвалась из-под ног, и
на миг небо стало стремительно приближаться, грозясь захлестнуть и
утащить в глубину своих пучин.
***
Лунный свет падает на
обсидиановый кинжал, блик отскакивает точно в глаз – тусклый,
слабый. Мёртвый.
Талиссия лежит на ковре изо мха.
Спящая, она выглядит спокойной и безмятежной. У её головы замерла
пара ачйжи – кажется, те самые, что помогли нам вырваться из замка.
Они уже успели нагулять аппетит и теперь ждут новой
подачки.
– Смотри внимательно, – шепчу
я.
Потому что знаю, что здесь,
внутри – внимательный зритель, которому есть дело до
судьбы девчонки. И заношу кинжал для удара.
«Нет!» – отчаянный крик
заставляет упасть на колени и инстинктивно зажать уши. Это не
поможет, но дурацкое тело действует рефлекторно. Крик сливается с
болью перерождения, коверкающего суставы, мышцы,
лёгкие. Не в крике дело, о нет.
Это – дар. Это – проклятие. Это –
цена.
– …и занёс он меч для удара, и
алой кровью окропилась сталь. И покрылись его глаза ржой, разъедая
душу… – шепчу, пытаясь взять себя в руки, пытаясь крепче схватить
кинжал. Чтобы наверняка.
Потому что то, что я ищу, что так
нужно, что может спасти – оно внутри девчонки. Хитрая магесса
– её мать – спрятала фамильную побрякушку так, чтобы
та не досталась Янкелу. Нет у маленькой Талиссии дара, и никогда не
было – всё из-за медальона, из-за древнего артефакта, фамильной
реликвии.
– Смотри! – с нажимом произношу
я.
И в последний миг осознаю.
Талиссия ещё может пригодиться. Ещё как может!..
– Это уже
случилось, – спокойно выдыхаю и подставляю лицо
лунному свету. – Даже захоти ты всем сердцем, ничего не изменить.
Но она жива. Пока жива.
Улыбка кривит губы, наблюдатель
боязливо трепещет – он… она и не ожидала, что может на что-то
повлиять, может как-то стать участником происходящего. Она вряд ли
понимала до сего момента, что видит чьи-то воспоминания. Но
недовольство,