Полноценного свидания с
моим новоиспеченным клиентом тоже не вышло – я едва успел к началу допроса и
мог только сидеть и указывать на нарушение прав моего подопечного, если
таковые, конечно, имелись.
Следователь Зайцев был
приблизительно моим ровесником – приземистым, упитанным и радостным настолько,
будто работал не следователем, а конферансье. Что касается моего подзащитного,
то его я узнал сразу – именно его вчера вел по этим же коридорам Лихачев, да и
в образе его мало что изменилось. На меня клиент даже не посмотрел,
происходящее, похоже, интересовало его мало. Выглядел он совсем плохо: одежда помята,
волосы взъерошены, глаза воспаленные. Руки, закованные в наручники, распухли и
покраснели, но он этого даже не замечал.
— Пусть с моего клиента снимут наручники, —
попросил я. — Куда он отсюда денется?
— Не положено, — отчеканил следователь. Однако,
взглянув еще раз на Аленкова, даже он сжалился: не спеша вызвал контролера, и
тот слегка ослабил браслеты.
Потом мне позволили
полистать уголовное дело.
Здесь были протоколы
осмотра места происшествия, обнаружения трупа Аленковой Дарьи Ивановны тысяча
девятьсот восемьдесят шестого года рождения, уроженки поселка Южный Московской
области. Неработающей. Присутствовали допросы свидетеля, нашедшего ее – подруги
покойной, данные которой я сразу переписал себе. Имелся протокол вскрытия
трупа: по заключению эксперта смерть наступила в результате паралича
дыхательного центра… – далее я
пролистнул несколько страниц ничего не говорящей мне медицинской тарабарщины.
Вот! А паралич дыхательного центра это следствие принятия внутрь седативного
средства фенобарбитал в количествах несовместимых с жизнью. Ну и что? Причем
здесь её муж? Обыкновенный суицид, каких за день в Питере происходит десятки. Препараты
группы барбитуратов, к коим относится фенобарбитал, излюбленное средство
самоубийц. Продается, правда, только по рецепту, но достать этот рецепт не так
уж сложно, потому как это всего лишь снотворное – насколько я помню, даже у меня
в аптечке валяется пара упаковок.
— Извините, но я лично не
вижу здесь состава преступления, — возвращая дело, заметил я. — По-моему,
чистый суицид: жена моего подзащитного сама приняла этот препарат. При наружном
осмотре тела не зафиксировано никаких повреждений ротовой полости, нет следов
борьбы, в комнате идеальный порядок, и нет следов посторонних людей.