Кинжал в руке жалобно скрипнул. А я медленно выдохнул, чувствуя,
как гнев замешанный на страхе столь же медленно разжимает тиски.
Гнев ‒ это хорошо. Но ему нужно остыть и кристаллизоваться, чтобы
усиливать удар, но не направлять его.
Вдали взвыл дурниной какой-то зверь, которого, похоже рвали на
куски более сильные товарищи. Впрочем, как взвыл, так и затих.
Волчий(?) вой раздался откуда-то из-за реки, но на берегу никого я
разглядеть не сумел. По крайней мере в поле зрения. Нора изначально
расположена в крайне удачном месте, где со справа и слева берег
очень сильно приближается к воде, из-за чего заметить нас сбоку
никто не сможет.
В потоках энергии где-то сверху возникло очень сильное
возмущение. Если ощущения и инстинкты, доставшиеся от рогов, не
врут, то там прошёл кто-то, по размерам не уступающий слону.
Впрочем, к нам он не приближался, хотя я на всякий пожарный
раскочегарил маскировку на полную. Помнится, я жаловался, что мне
ману девать некуда. Ошибся я тогда, каюсь. Мне как минимум
приходится сливать её на поддержание сокрытия. Кстати…
Я прикоснулся сознанием к искоркам мутаций, которые поглотил за
сегодня и немножко охренел. Более половины мне достались с лис.
Впрочем, это не удивительно, ведь я уже со счета сбился, сколько
этих пушистых тварей убил. И самой мощной мутацией была маскировка.
Очень и очень вкусный вариант. Из минусов только не самые приятные
ощущения в процессе. Ну и волосы у меня слегка позеленеют. Но хотя
бы хвост не вырастет. В общем, надо брать!
Инициировав процесс, я замер, а потом едва не долбанул по голове
поленом. На кой чёрт я это сделал?! Сейчас, когда я сижу в сердце
леса на роли дозорного?! Да меня сейчас даже ребёнок запинать
сможет, потому что сил на то, чтобы реагировать на внешние
раздражители нет ‒ всё уходит на сопротивление сильнейшей
внутренней боли. Энергетический каркас теле буквально ломается и
вырастает заново, а кости трещат от перегрузок из-за сведённых
судорогой мышц.
Не знаю, сколько времени я провалялся в этом состоянии, но и
оно, растянувшееся в вечность, всё же подошло к концу. С тихим
стоном я поднялся на четвереньки, а потом и на обе ноги. И первое,
что бросилось в глаза ‒ это ночной лес. Да, ночь всё так же была
темна, но вот для меня она стала намного чётче. Теперь я видел если
не всё, то очень многое. И всматриваясь в противоположный берег
реки я столкнулся с хитрым взглядом давешнего лиса, который так
часто мелькал сегодня.