Здесь эхо рождается, чтобы умереть, увязнув в камне.
Неприятно.
И ощущение, будто шкуру живьем сдирают. Хуже только блокираторы.
А ведь, казалось бы, нижний, тюремный уровень отделен от
лабораторий толстым слоем гранита, а тот в свою очередь экранирован
свинцом, прикрытым сталью.
Не помогает.
И Лука ускоряет шаг. В лабораториях, где слой свинца удвоен,
как-то все равно полегче. Да и деревянные панели, которые появились
во многом благодаря мистеру Боумену, свое дают.
Третья секция отделена еще одним пропускным пунктом, и здесь от
Луки требуют каплю крови, которая падает в горло уродливой жабы.
Лука когда-то пытался узнать, кому вообще пришло в голову делать
портативный анализатор в виде жабы, но… у бюро имелись свои
секреты.
Дверь отворяется с мерзковатым скрипом.
- Наконец-то, - миссис Ульбрехт отступает от стола, но лишь
затем, чтобы махнуть рукой. И жест этот предназначен вовсе не Луке.
– Вы определенно не спешите.
- Утром вернулся.
Для нее это не оправдание. Миссис Ульбрехт в принципе не
признавала оправданий. Иногда Луке казалось, что сама почтеннейшая
миссис Ульбрехт, американка во втором поколении, как она любила
повторять, давно уже не может считаться в полной мере живым
человеком.
Плевать.
Она лучшая.
- Это…
- С высокой долей вероятности я могу утверждать, что на
представленных образцах имеется ряд повреждений, сходных как между
собой, так между образцами, полученными ранее.
Миссис Ульбрехт опустила маску.
Сняла перчатки.
Отступила от стола и отправила их в мусорную корзину, где уже
лежало десятка два перчаток. Шапочка упала на руки ассистенту, а
халат – другому. Она осталась в темно-сером узком платье, с виду
неудобном, а еще подчеркивающем нечеловеческую ее худобу.
- Впрочем, это лишь результаты первичного осмотра. Я отражу их в
отчете, однако вы должны понимать, что лишь всестороннее
исследование способно дать ответ на ваш, несомненно, важный
вопрос.
- Я понимаю.
Многие отказывались работать с ней.
Жесткая.
Нетерпимая к чужим слабостям. Идеальная во всем, что касалось
патанатомии, она пугала обычных людей. Луку же восхищала. И
главное, он был готов поклясться, что миссис Ульбрехт знает об этом
восхищении, вполне искреннем. А потому принимает его.
И позволяет Луке чуть больше, чем прочим.
К примеру, услышать ее частное мнение.