Мистер Боумен склонил голову, то ли соглашаясь, то ли
сочувствуя. Он поправил красный галстук, разительно отличающийся
цветом от обычной серой его одежды.
Вздохнул.
И сказал:
- Чучельник вернулся…
- Что? – Луке показалось, что он ослышался.
Мистер Боумен не спешил с ответом. Он стоял, сцепив руки за
спиной, и смотрел на город. С двадцатого этажа небоскреба тот
казался игрушечным.
Дома и домики.
Машины.
Людишки.
Все бегут, все спешат. У всех свои дела, в которых им нет дела
до людишек других. И в этом есть своя прелесть. Сверкают витрины,
манят роскошью. И кажется, что если бежать немного быстрее, то
когда-нибудь и ты…
…матушка опять прислала письмо, жалуясь на то ничтожное
содержание, которое ей отведено. И на подруг. На погоду, ставшую
совершенно невозможной. На здоровье, требовавшее курортного отдыха,
желательно, где-нибудь на побережье. На отца, вновь оставшегося
равнодушным к ее жалобам. Ему не было дело до старой жены, когда
имелась новая. И на Луку она тоже жаловалась.
Что ему стоило пойти в бизнесмены? Прикупить нефтяной участок,
обеспечивший бы безбедную жизнь родной матери. Все так делают, а
он… раз уж повезло стипендию выиграть, мог бы и университет выбрать
приличным, стать человеком, чтобы мама гордилась.
Старшим агентом мама гордится не могла.
- И вернулся он давно, - мистер Боумен перекатился на пятки. –
Можно сказать, совсем не уходил.
Голос его был тих и печален.
- Как?
- На Драконьем берегу случилась песчаная буря. Впрочем, там они
случаются частенько, но эта была особенно сильной.
Лука повернулся к карте, занимавшей всю стену. Поговаривали, что
ее рисовали специально для мистера Боумена, а потому она была куда
точнее иных, продававшихся в атласах.
- Задело и третье шоссе, а на нем – парочку идиотов, которым
вздумалось самим поглядеть на драконов. Выехали они из Питтливка, а
вот до побережья так и не добрались.
Питллвик Лука помнил.
Не сказать, чтобы совсем захолустье, но и до настоящего города
ему далеко. Пара универмагов, огромный музей, почта и собственный
кинотеатр местом паломничества всей округе.
Церковь, трижды его проклинавшая.
Бар.
Общество трезвости с пятничными собраниями и обязательным
чаем.
Дом шерифа и открытая библиотека, которую держали три старушки.
А еще сотни лавок, лавчонок и домашних ресторанчиков, что
закрывались на зиму, чтобы открыться к новому сезону слегка
обновленными. Знаменитые целебные грязи и минеральные источники, о
которых даже в «Таймс» писали, на последней странице, однако все
же… и до заповедника всего ничего.