Кошечек миссис Облонски собирала. Поговаривали, что не только
фарфоровых, но в это Лука не особо верил, ибо не походила миссис
Облонски на человека, способного ужиться с живой кошкой. А вот
фарфоровых она принимала охотна.
И Лука был удостоен милостивого кивка, а с ним
предупреждения:
- Мистер Боумен нынче изволит пребывать в крайне расстроенных
чувствах. Он дважды просил кофе без сахара. С его-то давлением…
Мистер Боумен стоял у окна.
Огромное, в человеческий рост, оно служило предметом зависти
многих, равно как и способом продемонстрировать реальную власть
этого тихого, сероватого человека.
- Лука? – мистер Боумен со своими пятью футами роста едва ли
доставал до плеча Луки. И туфли на особом каблуке не слишком
прибавляли ему росту. – Проходи, мальчик мой. Как съездил?
- Нормально. Отчет…
- Читал, - мистер Боумен махнул рукой. – Краткость, она,
конечно, нужна, но не до такой степени… по личным впечатлениям
что?
- Да ничего. Обыкновенное захолустье с его захолустными
проблемами.
По правде говоря, к маленьким городкам Лука относился с
некоторым предубеждением. Чудилось ему потаенное желание их и
людей, в них обитавших, затянуть Луку в болотце своего бытия.
- И шериф, выходит, знал?
- Знал. Там все обо всех знают. Покрывал. Но доказательств нет.
Так, ощущения, - Лука присел.
- Плохо, что нет. Тронем – пресса не поймет. Оставим… мерзкое
дельце.
Мерзкое.
Но не мерзее прочих.
Три пропавших девушки. Точнее их было больше, но заявили о трех.
А дальше просто. Брошенный дневник. Письма, перевязанные ленточкой.
Любовь на словах.
Счет за телефон.
Городишко, где никто не слышал об Элизе Грон, зато все пребывали
в уверенности, что такой классный парень, как Айзек, не способен
сотворить зло.
- Они с папашей этого отморозка приятельствовали. И когда
появились… странности, решили, что ничего страшного, главное, чтоб
приличных людей не трогал.
Айзек и не трогал, обходясь шлюхами, пока шлюхи не приелись. Что
за удовольствие в охоте, когда жертва сама идет в руки?
То ли дело…
- Доказательства?
- На него хватит. Там целый сарай доказательств. Наши еще
работают. Да и запираться он не стал. Напротив, счастлив, особенно,
когда эти щелкоперы пронюхали, - Лука скривился.
Журналистов он не любил, пожалуй, еще больше, чем маленькие
городки.
- Он жаждет славы. И он ее получает.