Телевизора в доме не было, как и многих
других, требующих электричества приборов. Связь с миром держали по
радиотелефону на батарейках. Новости узнавали из радио, которое
тоже работало на батарейках и с антенной, заброшенной высоко на
дерево. Жилище лесовика находилось глубоко в чаще, далеко от всех
населенных пунктов, на территории Новосибирской области. Просека,
по которой мог пройти вездеход, соединяла полянку в лесу с далекой
шоссейной дорогой. Имелся еще зимний путь – по реке. Им
пользовались по льду и летом – используя моторную лодку.У Ярослава
был еще снегоход для ближних поездок. И оборудованная, грамотно
доработанная ГТСка – для дальних. Топливо для неё и генератора
завозили по зимнику.
Серьезный же и предметный разговор насчет
меня отложили до приезда остальных братьев. Обещали прибыть все и
даже тот врач, который лечил меня. Я понимала, что придется
рассказать им обо всем и надеялась, что рассказ будет полным,
потому что сейчас я помнила не все. Совершенно исчез из памяти тот
отрезок времени, когда что-то случилось со мной. Почему я получила
такое потрясение, как попала в лес – мне не было известно. И доктор
предполагал, что это просто срабатывает защита от стресса, выбросив
из памяти причину происшедшего. Я помнила только то, как ушла с
работы в тот день. Даже поездка в маршрутке вспоминалась
смутно.
И еще одно слово постоянно всплывало в
голове – инкубатор. По какому поводу, почему – я не помнила. Мышка
отвернулась, услышав об этом моем воспоминании, и запретила
насиловать мозг, пытаясь что-то прояснить. Потом вечером долго
расчесывала мои волосы. Рассказывала, как замечательно у них в лесу
летом, какие ягодные места она знает. Как мы заживем, когда придет
тепло и потянутся гости к нам – желанные, дорогие, интересные.
Суетно, конечно и хлопотно будет, но вдвоем мы легко справимся. И
как хорошо, что в армии служат нынче всего год и Ярослав точно
службу проходить будет у брата, это уже решено где надо. Долго
говорила со мной и жалела, обнимала. Я подозревала, что этим словом
– «инкубатор», что-то объяснила ей о себе, но говорить об этом она
не намерена. Может потом, как окрепну совсем, или когда приедут
братья.
Звали женщину Лукерьей, но я продолжала
называть её Мышкой, к этому уже привыкли и я, и она. Мне выдали
удобную одежду, привезенную доктором – спортивный костюм, простое
спортивное хлопчатобумажное белье, тапочки. Из дому, погулять на
свежем воздухе я выходила в одежде Мышки. Скоро подошло время
общего сбора и в один из дней затарахтело, заворчало на дворе –
подошла ГТСка.