Я с ужасом увидела, как он качается, пытаясь удержаться на
ногах, а в зеленых глазах уже появляется предсмертная пелена. У
меня внутри все сжалось от спазма. Я убила. Только что своими
руками зарезала живого человека. Как свинью, как кролика. Раз,
и...
Гвардеец медленно повернул голову, нашел меня взглядом, и что-то
страшное мелькнуло в его глазах. Он сплюнул кровь и произнес так
тихо, что я скорее угадала по губам, чем услышала:
— Ведьма!
Зря он так... прямо. Куда-то исчезли мысли о совершенном
убийстве. Я встала и без содрогания вытащила свой ведьминский меч
из его поганой груди. Гвардеец дернулся от боли, в его глазах
мелькнула ненависть, а затем он мешком осел на мох и затих уже
навсегда.
И сразу стало тихо. Нет, вокруг было полно звуков, я слышала
горячий шепот ребенка, успокаивающие ответы взрослого, тяжелое
предсмертное дыхание раненого, и чавкающий звук лезвия, обрывающий
эти хрипы. Но звуков боя больше не было. Лес постепенно оживал, и
на сосне робко пробовала первые ноты пичужка.
Я бросила взгляд в сторону холма.
Мужчина стоял в положенных по протоколу трех метрах, словно мы
были не на залитом кровью холме, а на светском балу. Два незнакомых
человека, не представленных друг другу.
— Вы прекрасно сражаетесь... госпожа. — Он колебался лишь
мгновение, но не ошибся.
Его лицо не показалось мне знакомым. Седые виски, тяжелый
взгляд. Младший аристократ, служащий мечом более знатному
родственнику? Бастард?
Какая разница. Мы посреди леса, только что уничтожили отряд
гвардейцев, что само по себе тянет на приличный срок или сразу на
смертную казнь. Я в бегах, они тоже.
Поискала взглядом трилби.
— Ваша? — Он протянул мне зеленую шляпу.
Поблагодарила кивком.
По ноге потекло что-то теплое. Кровь. Надо перевязать, но чем?
Положила ладонь на рану, ощупала. Уф... неглубоко. Рассечена кожа,
мягкие ткани, но ничего серьезного не задето. Отняла ладонь — вся в
крови.
— Вы ранены?
Как будто это не заметно.
— Возьмите. — Мужчина протянул шейный платок — белый и довольно
чистый. — Я надел его сегодня утром, — подтвердил он мои надежды на
чистоту ткани. Подошел, подавая платок.
Я взяла. Затянула потуже, перекрывая кровоток. Нога пока не
болела, но, как только шок пройдет, меня ждет масса «приятных»
ощущений.
— Дядя Пьетро! — С холма бегом спускался мальчишка. Льняные
кудри развевались на бегу, на детском личике, слишком серьезном для
малыша, выражение тревоги.