— Что странного в моих словах?
— удивился Иван Иванович. — Голос сердца зачастую вернее голоса
разума. Только надо отличать, когда говорит сердце, а когда кричат
гормоны. И важно понять, что конкретно оно тебе говорит — самую
суть!
— Оно мне говорит, что я могу
сильно осложнить жизнь Ане. Но ещё оно говорит, что я должен за неё
держаться. И бороться, если придётся.
— Тогда слушай его и борись, —
сказал Милютин.
Я призадумался. Мне хотелось,
чтобы у наших с Аней отношений было продолжение. Но я, помимо всего
прочего, должен был дать себе ответ на один вопрос: нужна ли мне
именно Аня, или же я ищу хоть какую-то замену Миле?
Ответа не было, и вряд ли я
смог бы найти его в ближайшее время, ведь я совершенно не знал Аню.
Я относительно неплохо знал Агату, но я отлично помнил, как Роберт
Гроховски в период до возвращения памяти отличался от Романа
Андреева. И глупо было предполагать, что с Аней-Агатой всё обстоит
иначе.
Правда, последние дни нашего
пребывания в Восточном, когда Агата осознала, что она вовсе не
Агата, её чувства ко мне даже усилились. Но это было не то, ведь
полностью память к ней тогда не вернулась. Лишь сейчас, осознав,
что она наследница одного из самых влиятельных родов Москвы, Аня
могла принимать какие-то решения. А мне просто надо было
приготовиться к любому из них.
Но не стоило думать, что всё
сейчас зависит от Ани. Девушки её уровня во многом были ограничены.
Например, они не могли себе позволить такие открытые и относительно
свободные отношения, какие были у нас в Восточном. Васильевы,
наверное, уже и жениха дочери давно подобрали — такие партии обычно
распределяют заранее. Возможно, там с раннего Аниного возраста всё
уже определено.
И тут появляюсь я. Роман
Андреев — студент Кутузовки, о котором толком ничего не известно.
Правда, если немного копнуть, выясняется, что я протеже графа
Милютина и нахожусь под покровительством самого кесаря. Вроде бы
неплохо, очень даже неплохо, главное, дальше не копать. Потому что
потом выясняется, что я сын Седова-Белозерского — главного
сепаратиста страны.
В общем, всё было непросто.
Неприятные мысли лезли в голову косяками, и всю дорогу до Москвы я
только и занимался тем, что их отгонял. Я настолько в это всё
погрузился, что даже забыл позвонить дяде Володе и сказать, что не
смогу в этот день с ним встретиться. Когда мамин брат сам мне
позвонил, стало очень неудобно. Но к моей радости, дядя Володя
звонил, чтобы сказать, что в ближайшие два дня будет настолько
занят, что даже один час на встречу выкроить не сможет. Мы
договорились, что он объявится, когда хоть немного
освободится.