- Но Камайя - не Нелит? Вряд ли бы ты…
- Нет. Она из другого рода. Элсавиго. Тебе важно её
происхождение?
- Не важно. Она теперь Артай. Как получилось, что у неё не было
мужа… Мужчины?
- Она всегда была холодна к мужчинам. К этой стороне жизни. Она
часто говорила, что это не стоит того, чтобы тратить столько
времени, и смеялась над девушками, которые плели интриги из
ревности, выслеживали возлюбленных и мужей, строили козни
любовницам. Когда ей в руки попал теларский трактат об искусстве
любви, она не смутилась, а громко хохотала над ним, смущая Рикада.
В общем, она называет это пустой тратой времени. Господин Аслэг, ты
смеешься?
- Не обращай внимания, - сказал Аслэг, и его плечи прыгали. -
Всё в порядке. - Он потёр глаза ладонью. - Всё в порядке.
Руан с любопытством смотрел на него, потом отвёл взгляд.
- Почему ты не идёшь к ней, господин Аслэг? - спросил он,
покачивая пустую чашу на столе.
- Видит Тан Дан, я больше всего на свете сейчас хочу этого. Но
она не признаёт мою власть над собой. Я хочу, чтобы она признала,
что не свободна.
- Она и не признает этого. Можно ли удержать дым в ладонях? -
Руан смотрел на Аслэга, который снова смеялся. - Дай ей
свободу.
- Эным, которая поженила нас, говорила мне то же самое. Она была
уверена, что Камайя поправится. Сказала мне отпустить её. Сказала:
«Она не уйдёт, если она твоя. А если не твоя - ты удержишь лишь её
тело. Ты этого хочешь?» Но я не могу. Впервые в моих снах Выы не
говорит голосом Халар. Выы теперь доносит смех Камайи. Она редко
смеётся, и из-за этого каждая её улыбка отзывается внутри. Халар
смеялась часто. Ей было двадцать. Она носила третье дитя, и я
надеялся, что это будет сын. Эным тогда сказала мне - отпусти и
живи, они в Эн-Лаг, а ты ещё на ладони Матери Даыл, и ни у кого нет
силы изменить это. Я три года пытался отпустить и не понимал, как.
Если бы Халар сейчас вошла в эту дверь, - махнул он рукой, - я уже
не уверен, что понравился бы ей. Эти три года отравили мою душу, и
она почернела, как обмороженная или сожжённая плоть. Но я снова
чувствую, и это глубже, чем то, что отмерло. Я говорю, как пьяный,
- вдруг удивлённо хмыкнул Аслэг. - Почему я так говорю с тобой? Это
не мужской разговор.
- Я потерял жену десять лет назад. - Руан накрыл чашу ладонью,
прижимая, и пальцы дрожали, а края впивались в руку. - Она тоже
ждала третье дитя. Повитуха сказала, это мальчик, очень крупный, и
он лежит так, что она не сможет родить сама. Она сказала, что может
попробовать достать ножку младенца, чтобы помочь ему родиться, но
это причинит мучения матери. Илтэн сказала, что потерпит. Но у
повитухи не вышло. Крови было очень много… Я видел это. Видел всё.
- Руан стиснул зубы и всхлипнул, зажмуриваясь, потом с силой растёр
лицо руками. - Ворвался, хотя меня пытались удержать. Белая постель
стала красной, и она лежала там с нашим сыном во чреве, измученная,
и руки всё ещё были тёплыми, и я умолял её вернуться, понимая, что
она уже не услышит меня. В Валдетомо ей бы дали усыпляющее зелье и
извлекли нашего мальчика через живот. Они оба остались бы живы.
Катула говорила мне… Говорила! Я не смог убедить Илтэн… Я убил её,
Аслэг…