Эту историю Лешек тоже знал.
И про верного Гостомысла, некогда стоявшего при еще при комнатах
покойного государя камер-казаком[1].
Происходивший из рода древнего, но обедневшего, он сам дослужился
до высокого звания. Гостомысл Вышнята был горд.
Беден.
Храбр до безумия.
И беззаветно предан Его императорскому Величеству. Однако одной
преданности оказалось недостаточно.
Лешек знал, что Гостомысл и иные люди предлагали дядюшке побег,
готовили его, уговаривали, однако… почему он отказался?
Поверил бунтовщикам, что отречения довольно?
Или, напротив, не поверил, что казнят всех?
Как же… императрица-то невиновна, наследник мал и слаб, а
цесаревны и вовсе от политики далеки. За что их стрелять было? Ах,
батюшка сказывал, что братец его старшенький был хоть и
государственного ума, но слаб и доверчив, и боязлив, что уж вовсе
царю неможно. И чуялось, что до сих пор не простил его, такого
бестолкового, расплатившегося за ошибки жизнью и не только
своей.
Больная была тема.
Живая.
Что язва.
Как бы то ни было, узнав о казни царского семейства – а
бунтовщики и не думали скрывать злодеяние, видя в том бессмысленном
кровопролитии некое извращенное подобие подвига – Гостомысл
взъярился.
Он сумел каким-то чудом собрать вокруг себя гвардию.
Подмять казачество, оставшееся без головы, а потому еще более
опасное, нежели бунтовщики. Он усмирил купцов и взял в руки
армейских. Карающим мечом пронесся по Везнейскому тракту, осадил
Северполь и Кустарск. Устроил взрывы на пороховых складах
бунтовщиков и сравнял с землею заводы купца Османникова,
прослышавши, что тот вздумал задружиться с новой властью.
Он жег.
Вешал.
Стрелял. Он оставлял за собой вереницы мертвецов, движимый лишь
яростью, и только бледная его сестра, сопровождавшая брата во всех
походах, невзирая на тяготы – отпустить Гориславу он не решался, уж
больно много попадалось на пути его разоренных усадеб – обладала
удивительной способностью усмирять крутой норов брата.
Ее-то и пророчили в жены батюшке, когда тот объявился.
Лешек знал, что корону предлагали и самому Гостомыслу, но он
этакий подарочек отверг с гневом: мол, государству служит и царю, а
стало быть…
…обиделся.
Как есть обиделся, ибо батюшка, еще молодым будучи, на Гориславу
поглядывал с нежностью и того не чурался признавать. Сказывал, уж
больно хрупкою она была, что цветок весенний, такую хочется
оберегать и лелеять.