Она дернула за локон, который выбился из прически. Никогда-то их
не способны были удержать ни шпильки, ни воски, ни даже специальная
сетка, которую следовало надевать на ночь именно во усмирение
волос. Сетку тетушка презентовала, и Лизавета честно проспала в ней
несколько ночей, получивши наутро изрядную головную боль, но и
только.
- Ой, барышня… - Руслана явно смутилась, хотя не понять, с чего
бы. – Я шла вас звать до обеду… сами все и увидите.
Императрица-матушка, устроившись на низеньком стульчике, чесала
волосы. Нет, конечно, для того у нее существовали свои, особо
доверенные люди, но все одно привычное ощущение гребня в руках
успокаивало. А на сердце было… неладно.
Это ложь, что змеевны сердцем холодны.
…недоброе затевается.
Опасное.
Скользит гребень, будит живое золото, и коса наливается знакомой
тяжестью. Того и гляди, коснутся голой земли волосы, и упадут под
власть батюшки строгого. Нечего думать, пусть и лет прошло изрядно,
да не простил побега Великий Полоз.
У него-то как раз сердце каменное, не разжалобить слезами, не
растопить горячею душой.
И потому нечего звать.
И о помощи не попросишь.
Точнее попросить-то можно, и придет он, но цену назначит…
императрица прикусила губу. И сама же к двери повернулась, встречая
гостью.
- Вечера доброго, Властимира, - сказала она сердечно и руки
протянула, коснулась холодных ладоней княгини. – Я несказанно рада
видеть тебя вновь.
И ударилось, застучало сердце человеческое.
- А ты по-прежнему хороша, змеевна… - Властимира знала
правду.
И молчала.
Столько лет… раскрой она рот и… многие заплатили бы ей за
правильные слова. Змеевым детям среди людей не место… но молчала.
Не стоило обманываться: не из любви к императрице, но из понимания:
ничего хорошего новая смута не принесет.
- Такова наша судьба, - императрица протянула гребень. –
Хочешь?
И Властимира приняла.
Коснулась волос сперва с робостью известной: тепла была сила
золотая, но и переборчива. Не к каждому человеку шла, однако на
руки Властимиры отозвалась.
- Спасибо…
…многое Великий Полоз дал детям своим.
Не старела императрица.
Не считала времени, разве что вместе с любым, ибо знала:
наступит однажды срок уходить, пусть не с ним, но от дома
опустевшего. Уйдет Александр, тогда-то и не удержат вес золотой
косы палаты царские, и сынов голос не перекроет зова
отцовского…