Софи прекрасно оценивала свои данные
и знала все недостатки. И на данный момент она больше всего
походила на скрещенное с умертвием огородное пугало. За ночь ее
черные волнистые волосы растрепались и выбились из косы. Вылезшие
пряди завивались от излишней влажности в кудри и образовывали на
голове воронье гнездо. Под глазами от недосыпа и магического
истощения залегли черные круги. Ну, а грязная потрепанная одежда
довершала облик измученной женщины.
О таких вещах, как маникюр, маски и
прочее, девушка даже не думала. Ей просто некогда этим было
заниматься. Да, за работу платили хорошо, и дежурили они сутки
через трое. Но на следующий день она отсыпалась и восстанавливала
резерв, а оставшиеся два дня работала на благо города: расследовала
преступления, занималась розыском преступников и пропавших без
вести, лечила людей не способных оплатить дорогостоящие услуги
целителя, консультировала по магическим вопросам… Да еще и
напарники «помогали».
Вся жизнь, последние несколько
месяцев сводилась к работа – кровать, кровать – работа. А теперь ей
в кратчайшие сроки необходимо сделать из себя достойную рису.
Едва повозка остановилась у
небольшого, аккуратного двухэтажного домика, как пассажирка
поспешила покинуть ее, напоследок кинув извозчику монетку.
Софи очень спешила, так что бегом
пронеслась по дорожке из гравия и влетела в дом прямо в грязных
сапогах. Остановилась лишь на полпути в спальню от причитаний
единственной кухарки-горничной Гженки.
– Ох, барышня! Это что ж, мне опять
пол мыть?! – Крупная женщина стояла посреди коридора, уперев руки в
крутые бока.
Софи устало закатила глаза.
– Я спешу! Давай без нравоучений!
– Ох, и пожалуюсь я вашей матушке!
Пускай она с вами нянчиться… Вы же совсем меня не слушаете, –
пробухтела служанка, направляясь в чулан за тряпкой.
– Гженка, лучше накрой на стол, да
побыстрее, ты же не хочешь моей смерти! – воскликнула Софи. Она
искренне любила эту странную женщину, служившую еще в доме ее отца,
когда сама пряталась за материнским подолом. За столько лет она
стала ей кем-то вроде тетушки, так что от ее ворчания на душе
становилось даже теплее.
Кухарка поджала губы и,
неодобрительно качая головой, начала вытирать грязные следы на
паркете. Софи же, пообещав себе извиниться перед доброй женщиной,
побежала в спальню, на ходу скидывая одежду.