— Ничего, потянешь, —
равнодушно молвил Шерман. — Ты удобно устроился? Если
что, можно завтра купить или заказать..
— Да я мог бы
и на раскладушке, — сказал Гайал.
— У тебя больная
спина, — вяло возразил Шерман. — А я могу
выспаться даже на булыжнике.
Он отлепился наконец
от двери и пошел во вторую половинку комнаты, начал
возиться с принесенной Риком раскладушкой.
— У меня много вопросов
по тому, что написано в очерках Асьяна, — сказал
Гайал ему в спину.
— Давай завтра, — предложил
Шерман, расстилая на раскладушке свои одеяла.
— Я устал.
Он сел, потащил с ноги
меховой сапог, да так и застыл — будто уснув
с открытыми глазами и в одном сапоге.
Гайал присел около него
на корточки:
— Тебе плохо?
Шерман неожиданно схватил его
за руку. А ведь говорили, что Шерман избегает рукопожатий
и вообще к разного рода прикосновениям относится
нетерпимо.
— Мне просто мутно.
В мозгах мутно, — проговорил он. — Ненавижу это
ощущение!
Он нехотя зашевелился, одной
рукой пытаясь высвободиться из верхней одежды. Гайал, тоже
одной рукой, стал ему помогать.
— Да что ты, —
возразил Шерман. — Я не пьяный.
— Мне кажется,
ты больной, — сказал Гайял.
— Да нет, — покачал
головой Шерман. — Спасибо. — Он наконец выпустил
ладонь Гайала из своей руки и начал раздеваться более
результативно. Гайал встал.
— Ты в самом деле
из Детей Перевала? — спросил он.
— Я не помню.
Кхамбалия говорит, что да. А больше и спросить
некого. Из взрослых вроде бы никого кроме Кхамбалии
не осталось, а из детей остался только один Голубой
Кит, но его спрашивать бесполезно.
Гайал кивнул. Голубого Кита
он не так давно видал, но как свидетеля использовать
этого юношу было действительно бесполезно: он жил
в фантастическом мире, где среди огромных лиловых
и оранжевых деревьев летали голубые киты, где сияли три
солнца, и где не было ни одного человека. Голубой
Кит рисовал потрясающие картины, и говорить был способен
только о них. Причем разговаривал он явно
не с людьми, а с разными диковинными существами
из своего мира.
Дети Перевала долго на этом
свете не заживались, разве что вот примерно в таком
состоянии, как Голубой Кит. Старожилы присматривали за ними,
помогали, подкармливали — из чувства сострадания,
но и из чувства вины: до того, как построили
железную дорогу через Проход водопада, люди могли попадать
в Котловину через Детский перевал. Детским перевал назывался
не просто так. Он открывался далеко не каждый год,
но для того, чтобы его «открыть», требовались человеческие
жертвы. Обычно со стороны Империи собирался ко дню
летнего солнцестояния большой обоз, на первую повозку сажали
трех-четырех подростков, и отправляли вперед к перевалу.
Говорили, там есть такое Туманное место. Если в это Туманное
место зайдет взрослый — так он выйдет
на ту тропу, откуда зашел, обратно. А вот если
отправить в Туманное место детей — то туман слегка
развеивался, и можно было ехать в обе стороны —
и в Котловину, и из Котловины. Потом снова
сгущался туман, и до следующего летнего солнцестояния
можно было забыть о пути в Котловину. С детьми, как
утверждали, никаких видимых изменений не происходило.
Во всяком случае, сразу. Несколько лет спустя в поведении
подростков начинали нагнетаться странности. Потом кто сходил
с ума, кто стрелялся, кто вешался.