Боль сопровождала его столько, сколько
он себя помнил. Временами затихала и становилась почти незаметной, а временами и
вовсе не возвращалась по целой неделе. Но здесь же, в пансионате, боль только
нарастала и нарастала, давая понять, что однажды станет невыносимой…
И все-таки его губы тронула кривая
улыбка, когда он припоминал разговор с дерзкой горничной.
Митенька… в самом деле, как же звала
его мать? Рахманов припомнить уже не мог, слишком давно все было, будто в иной
жизни. Но отец всегда звал его только Дмитрием. Человек он суровый, жесткий,
нежностей не признает. Рахманов-старший родился и вырос в Петербурге, всю свою
жизнь служил в городской полиции, хоть в чинах продвинулся и не слишком высоко.
Как стал околоточным в середине карьеры – с тем и кончил четыре года назад.
Зато в родном околотке отца знает каждая собака. Ничего не случается без ведома
Рахманова-старшего даже сейчас, когда он службу уже оставил.
Отец не хотел, чтобы Дмитрий пошел по
его стопам.
—
Ты, Дмитрий, парень с головой – и языки тебе даются, и экзамены в
гимназии на «отлично» выдержал. Неча тебе в полиции делать. Учись дальше –
может, и на доктора выучишься. У меня средства-то есть, я деньгами всегда подсоблю.
Докторов Рахманов-старший уважал
безмерно – быть отцом доктора и впрямь полагал величайшей честью. Дмитрий внимал
ему всегда молча, не переча, но и не соглашаясь. Им с отцом вообще редко
требовались слова: Дмитрий, который людей читал по одним лишь глазам, уж точно
не нуждался в разговорах, да и отец за прошедшие годы знал сына как
облупленного.
Знал, к примеру, что за кажущейся
рассеянностью, за тихим нравом и показной покорностью сына прячется характер
столь жесткий и несгибаемый, что нет никакого смысла ни просить, ни умолять,
коли Дмитрий что-то вбил себе в голову.
Дмитрий же к моменту того разговора
действительно все досконально продумал и давно уж составил план того, что ему
следует делать для поступления в Школу полицейской стражи, откуда всем прямая
дорога в Сыскную часть.
Он знал, во-первых, что «злое
волшебство», что мучило и изводило его, никоим образом не найдет себе
применения в медицинском деле; а, во-вторых, хоть и хорохорился отец насчет
«средств» - взяток он никогда не брал и состояния не скопил. На то, что было,
мечтал прикупить домишко с участком на Ладожском озере среди лесов и гор да
жить себе тихонько с той женщиной, тридцатипятилетней вдовой, с которой они уж
давно тайком виделись.