Для сына Рахманов-старший отдал бы
последнее. Дмитрий это знал, но принять не мог. А для службы в полиции
требовались лишь ясная голова и выносливое тело. Со вторым, к слову –
выносливостью – едва не случился казус на медицинском освидетельствовании.
Роста Дмитрий всегда был высокого, но худой, как жердь, с торчащими ребрами и
запавшими щеками, к тому же вовсе не
широк в плечах.
Еще и мигрени эти, и кровь из носа,
которая иной раз начинала течь сама по себе, без всяких видимых нагрузок.
«Хилый», - написали ему в медицинской
книжке и едва не перекрыли дорогу в Школу полицейской стражи. Однако когда
«хиляк» принялся подтягиваться на турнике – три подхода по пятнадцать раз –
мнение переменили, приняли. А позже Дмитрий освоил боксирование, успешно
дополнив его приемами, не описанными ни в одной методичке. Один лишь Дмитрий
да, может, еще отец знал, откуда они взялись, эти приемы, в арсенале обычного
мальчишки, который не только воинской службы не нюхал, но и не выезжал никуда
сроду из родного Петербурга.
В сыскной части его заметили и стали
выделять меньше чем через год. Ведь там, где коллеги бились, что рыба о лед и
могли ломать голову неделями – Рахманов вычислял злодея как будто между делом.
Разумеется, нажить друзей это ему не помогло. За излишнюю осведомленность его
даже в соучастиях нет-нет, да пытаются обвинить – без толку пока что.
Не только с друзьями, но и с женщинами
у него не ладилось. Рано поняв, что может получить практически любую одной лишь
силою внушения, Рахманов вскоре пресытился. И до сего дня не подозревал, что
та, которая приходит к нему лишь в грезах – ангел со светлыми локонами и
глазами цвета мутного моря, та единственная, что могла рассмешить его, удивить
или растрогать – что она живая девушка из плоти и крови и живет где-то на
берегу Чёрного моря.
И которая, судя по всему, знать его не
знает. И мечтает стать русалкой, чтобы куда-то уплыть. Рахманов невольно
улыбнулся. И даже боль как будто отступила. Надолго ли? Надо бы, пока
получается мыслить связанно, подняться и написать в Тихоморск, Горихвостову –
чем Рахманов и занялся.
Однако прежде чем взяться за бумагу,
задержался у окна ненадолго. Ордынцевский замок с башней, увитой плющом, манил,
звал взглянуть на себя хотя бы разок.