В
детстве Лара могла часами играть, и так, и эдак, поворачивая медальон к свету и
сама для себя решая – какой из рисунков ей нравится больше. Она и сейчас едва
верила, что владеет этой красотой всецело: столько лет прошло, а желание
обладать им ничуть не стало меньше.
Разумеется,
она никому не собиралась отдавать медальон. Он ее, только ее! Ведь не случайно
же она носит эту фамилию – Ласточкина.
Ей
было суждено его найти, не иначе.
1909 год, Российская империя, Черноморское побережье, окрестности губернского города Тихоморска
Этот
был уже шестым.
Рахманов,
незаметно отстав от группы полицейских, вдруг и вовсе остановился. Прикрыл
глаза и растопырил ладонь, чуть касаясь пальцами выросшей по пояс южной травы.
Глубоко втянул носом еще прохладный поутру воздух. Медленно выдохнул. Видения,
сменяя друг друга, как картинки в калейдоскопе, помчались, не давая, как
всегда, толком ни на чем сосредоточиться.
Но
главное Рахманов уяснил: этот действительно был шестым, но лишь с начала года.
Были и другие жертвы – прежде.
Он
скорее нагнал своих, опередил их и первым подошел к границе круга, очерченного
золой. Круг не малый, шагов десять поперек будет. Рахманов без сомнений сей
круг видел прежде; видел и пять костров внутри него, равноудаленных друг от
друга. Видел не на карточках, потому как в сыскном отделении полиции Тихоморска
до сих пор не имелось ни фотографического аппарата, ни человека, умеющего с ним
справиться. Сыскному отделению всего-то было без малого год.
Рахманов
даже выставил руку, вполне серьезно опасаясь, что местные сыщики по незнанию
могут затопать следы.
А
затоптать здесь было что: по ободу круга отлично читалась вязь из замысловатых символов.
Это был до того знакомый и часто мелькающий в воспоминаниях рисунок, что вид
его тотчас отозвался вспышкой головной боли. Так бывало, Рахманов давно привык,
не придав значения. Опустился на колено, набрав полную пригоршню золы. Мигрень
тотчас усилилась, но вместе с нею поплыли видения одно за другим – теперь уж
медленные, тягучие, в которые Рахманов падал, словно в яму. И вот он уже ясно,
своими глазами видел, что произошло здесь ночью… нет, прошлой ночью.
Видел
с высоты птичьего полета круг, очерченный золой, вязь по ободу и пять еще
горящих тогда костров, а в центре на траве – мужчина в белой сорочке,
распахнутой на груди. Молод, с черной щегольской бородкой, модно остриженный.
Одет богато, даже со столичным шиком – хотя костюм и выглядел нынче не лучшим
образом. Не из-за убийцы, нет. Мужчина кутил всю ночь в кабаке с ворами и
прохвостами – а пил он из-за женщины, что часто и с удовольствием давала поводы
себя ревновать.