Уже наохраняли.
А в остальном… тихо.
Спокойно.
Не жарко.
Камеры располагались в старой башне, которая была строена на
совесть. И толстенные стены ее не пропускали летнюю жару. Были
покои невелики, состояли из гостиной и спальни, к которой примыкал
крохотный закуток. В закутке стояли лоханка, потемневший от
возраста умывальник и шкафчик с ночною вазой. Что поделать, когда
дворец реконструировали, на башне решили несколько сэкономить.
Стрежницкий поднялся – постель, стоило признать, тоже была не
сказать, чтобы мягка. Перины слежались, пуховые одеяла отсырели, а
от простыней отчетливо пованивало плесенью. Но разве подобные
мелочи могли испортить настроение?
Шепоток унялся.
А голова, конечно, болела, но не сказать, чтоб так уж сильно. И
целитель сказал, что рана рубцуется нормально, стало быть
воспаление и смерть в ближайшее время Стрежницкому не грозят. Он
дошел по стеночке до двери, а там и в гостиную выбрался.
Опустился в кресло и ноги вытянул.
Надобно будет попросить, чтобы одеженки какой-никакой принесли,
а то виданое ли дело, в одной рубахе сидеть. Вон, пол леденющий,
еще и сквозит.
И вид непотребный.
Меж тем засовы заскрипели, застонала дверь, впуская гостя, а
Стрежницкий даже привстал, приветствуя оного.
- Отдыхать изволишь? – с некоторым недовольством поинтересовался
князь, выглядевший так, что Стрежницкий язык себе прикусил, чтобы
не посоветовать отдых в соседней же камере. Небось, в тут их
хватит.
Князь огляделся.
Поморщился.
И упав в соседнее кресло, тросточку отставил и голову руками
обхватил. Пожаловался:
- Болит.
- Выпить нет, - сочувственно ответил Стрежницкий.
- А помогает?
- Неа… но на душе становится легче.
Князь осторожно кивнул.
- Где это вас? – Стрежницкий и сам бы выпил, к примеру воды, но
треклятая слабость изрядно мешало.
- Да… сходил в подземелья… неудачно.
- А…
- А ты, как погляжу, и на месте приключения находить
умудряешься.
Стрежницкий виновато развел руками и пожаловался:
- Твой молодчик меня и слушать не захотел. Добре, хоть сюда
упек, а то сперва хотел прямо в тюрьму. Теперь меня убийцей считать
будут.
- Всенепременно будут, - пообещал князь Навойский, голову
запрокидывая. – Пошло девицу застрелил, ирод?
- А пошто она меня пугала?
Суда Стрежницкий не боялся, да и вины за собой не чувствовал.
Девицу было немного жаль, но сама виновата, небось, ее никто в
покои чужие волоком не волок, да и внушать честному человеку всякие
глупости не заставлял.