Тося соглашалась и помогала натянуть на каркас из плетенных
веток, закрепляя их нитками, которые нашлись в коробке ее
туристического набора. О нем она призабыла, но его нашла Мотя и
была довольна своей находкой. Ее лицо расплылось в улыбке, когда
она показала тот самый ассортимент для туриста, в котором были и
нитки аж три катушки, разных цветов, иголки, целый набор от большой
и толстой, до маленькой и с большими ушками.
- Столько радости, - улыбался с ними Гоша, глядя на довольные
лица своих женщин, как будто они хвастались и делились удачей от
приобретения фантастических современных дорогих гаджетов, а не
обычного швейного набора.
- Как знать, - думал он, наблюдая за их ловкими пальцами, -
может быть именно их женская смекалка сейчас нужнее, чем моя
мужская сила. Хотя и я тоже пригожусь, - усмехался он молча,
прислушиваясь к разговорам женщин.
Они болтали на самые разные темы: от вязания корзин, до шитья из
шкурок одежды и пологов для сна. Так они договорились, что выберут
себе работу по способностям и мастерству, но все же делая по
потребностям и всему коллективу. Решения о таком будут принимать
коллегиально, и помогать друг другу обязательно.
- Сначала обустроим жилище, - сказала Мотя, - это сейчас
главное. Пища и удобство для отдыха – наше всё. Потом будем
смотреть далее.
- А еще надо и лифт проверять, - вставилась Тося, - Только как
это делать будем? Все вместе туда ходить и делать каждый день,
будет по многу времени уходить и сил. А если только один кто-то,
то, как там определить, что лифт готов нас переносить? Как позвать
других?
Тяжелое молчание повисло над ними. Они понимали, что это просто
невозможно, но всё же не могли отказаться от маленькой надежды на
возвращение в свой мир.
- Думаю, что не надо туда ходить, - прервал молчание Гоша, -
считаю, что это мартышкин труд. Если и возникнет такая возможность,
то бежать обратно, потом туда всем вместе, можно и не успеть.
Вспомните, как быстро это произошло. А делать это одному, я,
например, не смогу, как бы не хотелось. Как тут вас оставлю? Не
прощу себе по гроб жизни. Так что, предлагаю об этом забыть и
приноровиться жить уже здесь.
Он видел, как приуныли его женщины, и как всхлипнула Тося,
вытерев слезу на щеке. Он понимал, что его слова были суровым и
жестким приговором, что он лишает их последней, едва теплившейся
надежде на возвращение. Но это было лучше, чем непонятные и
ненужные качели: то ли здесь устраиваться основательно, то ли всем
уходить к лифту и жить в нем или при нем, на снегу, ветре и холоде,
с неизвестной надеждой на возвращение.