- Родишь, конечно, - Красава обняла сестрицу. – Тебе отдохнуть надобно…
- Отец тоже отравить меня пытался. Знаешь?
- Нет, откудова. Может…
- Он сам сказал… я ему хороша была, когда исполняла все, что говорил. А царицей ставши… в тереме до меня не дотянутся… а мне-то… он хотел, чтобы я жену его вылечила. В книге был способ…
- Но ты…
- Есть такая цена, Савушка, которую я не готова платить. Не готова была…
- Он… его… недруги?
Ей страшно было задавать вопрос этакий. И почернели и без того черные глаза Берусины, сделались, что воды мертвого озера.
- Недруги, Савушка, конечно, недруги… хотели нам побольней сделать, - сухие губы коснулись щеки. – Спи… я от них сбежала…
- А царь…
- Есть кому его занять… знаешь, он ведь и не заметит, что я ушла… когда я рядом, взгляда с меня не сводит. А отойду, и забывает… у всякой волшбы своя цена… иную и поднять непросто…
- Спали.
- Кого?
- Книгу, - Красава вцепилась в руку сестрицыну. – Она тебе без нужды… она…
- Говорю ж, украли ее.
- Кто?
- А я откуда ведаю? Знала бы… или не украли, но сама ушла… только знание с собой не забрала… нет, я не помню ее, чтобы всю, но многое на свою беду… или на счастье… а ты спи, Красава… и я буду… у тебя меня искать не станут. Примешь?
- Приму, конечно.
- Вот и ладно… засыпай, - и теплая ладонь скользнула по щеке. Глаза тяжестью налились, но Красава со сном боролась.
Пыталась.
Она помнила, что не желала засыпать, но не имела силы, чтобы пробудиться. Встать… а надо было… плыла она… горела… и мерзла. А после вновь горела. Стояла на берегу. Озеро черным-черно, а сквозь черноту эту будто бы Берусино лицо проглядывает.
Или не ее?
Женщины красивой до того, что сердце замирает.
Женщина эта стоит.
Усмехается.
Палец к губам прижала. Мол, молчи, Красава, что видишь, а иначе столкнут и тебя в воду. А она студеная… хочешь, Красава, тайну расскажу? Такую, которую никто не ведает?
Нет.
Или красавицею сделаю? Ты-то мужа любишь, а вот он тебя… любит ли? Вправду думаешь? Ты не хороша, а в тягости и вовсе подурнела… девка будет… девки из матери красоту тянут. Вот и останешься рыхлою да дебелой. Нет, бросить тебя муж не бросит. Порядочный он. Но разве легче с того?
Заведет полюбовницу.
Холопок-то красивых без меры, ты же…
Нет.
Жарко.
И холодно. Холод у самого сердца, и не дает сгореть вовсе… и Красава в эту искорку холода вцепилась. Знала, что, коль отпустит, то и сгорит.