А творилось худое.
Ещё недавно раскалённая печь перестала греть. Напуганные тётки успели выстудить избу или что похуже?
Метель взвыла протяжно, жалобно. Словно и она испугалась того, что пришло поживиться молодым мясом. По стенам заскребло, заскрежетало, зацарапалось… Оглоеды!
Верд ещё мог бы удрать в одиночку. Переждал бы у ближайших соседей, а то и вернулся бы к опустевшему жилищу колдуньи. Но он был из тех, кто не выпускает товар из рук и не бросает дело на середине. Поэтому охотник выхватил меч.
Пока он, стараясь не дышать и не двигаться, прислушивался, нутром, внутренней чуйкой угадывая, откуда явится враг, Талла приоткрыла и скосила один хитрый глаз. Тихонько облегчённо выдохнула: нечистая сила боится доброй стали не меньше, чем святого огня. Авось с таким защитником до утра никто живота не лишится.
Они налетели разом с четырёх сторон.
Размером с летучих лисиц, да только куда более зубастые и голодные. Стены не стали преградой для бесплотных духов: лишь жар сдерживал их, но теперь, поборов его, монстры готовились пировать.
Верд отогнал их круговым росчерком меча, придвинулся к постели и замер, следя краем глаза за копошащимися в неосвещённых углах тенями.
Решив, что воин отвлёкся, оглоеды взмахнули крыльями, разом, как одно неживое, разделённое на части существо, нападая с нескольких сторон, метя в беззащитное горло. Но воину ни к чему озираться, рассматривать каждого врага. Он хребтом знает, когда заходят со спины. Охотник припал на корточки в последнюю секунду, кончиком меча вспарывая чёрное брюхо самого нерасторопного оглоеда. Тот завизжал, заметался, захлопал крыльями. Из брюха дымными лентами свисали призрачные внутренности, бледнея и рассеиваясь от каждого движения. Остальные вторили: смерть одного – боль для всей стаи.
- Мамочка! – заметалась роженица. – Мамочка!
Окликнутая забарабанила кулаками в дверь: впустите! Да Верд метнулся раньше, загораживая проход, подпирая плечом. Сунется кто – живым не уйдёт. Оглоеды вечно голодны и не чают тот голод утолить.
- Терпи, Данушка! Скоро, скоро закончится всё! Верд!!!
Едва успев обернуться, охотник рубанул сверху-вниз, рассекая надвое зависшего у кровати нечистого.
- Бабы, - презрительно бросил охотник, поджимая губы: всё ж блестящие восторгом глаза юной колдуньи тешили давно очерствевшее самолюбие.