— Кристина, ты закрываешь мне обзор, —
как можно спокойнее проговорила я, игнорируя ее спич, — если ты не
забыла, то у нас сессия, а завтра важный зачет и...
— Ой, да кому он нужен этот зачет?! —
отмахнулась Кристина, громко откидывая козырек на место. «Мне», —
хотела крикнуть я, но подруга сложила руки на груди, всем видом
показывая, что мои волнения напрасны. — Подойдешь к старосте, ну,
этой — Лизке Липатовой — она как раз собирает списки, кому по
зачету подойдет проходной балл. Всего-то «полтинник»... баксов,
разумеется — и свободна! Я так в нем первая стою, — похвастала
подруга, снова пялясь в зеркало и подкрашивая губы. Да сколько
можно-то!
— Чтобы Жиляков за полтинник баксов
поставил зачет? — откровенно усомнилась я, посмотрев на довольно
кивающую подругу, при этом едва успев выжать педаль тормоза, чтобы
не въехать впереди идущий автомобиль. Сзади тоже нервно
посигналили.
— Себе в *** посигналь! — выкрикнула в
приоткрытое окно Кристина, а я залилась краской.
— Крис!
— Что? — хлопнула она невинно глазками,
— он первый начал сигналить.
— Теперь я понимаю, что означает «помеха
справа», — недовольно буркнула я, но, Слава Богу, подруга меня не
поняла и не обиделась.
— Там у Жилякова какая-то проблема,
требующая денег, — принялась вещать Кристина, попутно строя глазки
троим восточного вида парням в соседнем автомобиле. — У него в
питомнике или клинике для животных то ли потоп, то ли пожар
случился, вот наш несгибаемый во всех отношениях препод и
«прогнулся», — зло хохотнула Кристина. Я нахмурилась. Да, я
помнила, что у них с Иваном Валериевичем «нелюбовь» с первого
курса, но так активно злорадствовать... — Все же, как-никак,
должностное преступление...
— По-моему, пользоваться такой ситуацией
крайне...
— Ой, не нуди, а?! — Кристина
демонстративно закатила глаза, — вот, к чему быть такой правильной?
И как тебя такую Бахти терпит? За-ну-ду. И, кстати, мы не о том
говорим, тебе вечером на свидание. Что наденешь?
И как я могла подумать, что смогу
отвлечь Кристину от шмоток? Разговор снова свернул к тряпкам, но у
меня из головы никак не выходил рассказ подруги. Я даже не знала,
что наш преподаватель занимается еще чем-то, кроме преподавания в
университете. Иван Валериевич у нас вел основы академического
рисунка и был мало похож на человека, который неравнодушен к
животным. Мне всегда казалось, что он живет в своем мире — мире
живописи, настолько, что готов часами рассказывать нам об этом. Для
него мы всего лишь ожившие «наброски», которые сотворила природа и
жизнь. Особенно это замечалось, когда он вдохновенно начинал вещать
о том, что «научиться создавать шедевры» практически невозможно, с
этим талантом необходимо родиться, и мы, студенты, чувствовали
себя, мягко говоря, трехлетками в саду, которым впервые сказали
нарисовать маму к празднику восьмого марта. Он раз за разом
«разносил» в пух и прах наши «художества», и редко кому удавалось
заслужить его скупую похвалу, и тогда на счастливчика волками
смотели все оставшиеся неудачники.