Себастьян оказался вдруг рядом.
Руку подал.
И хвост его скользнул по юбкам.
- А мне вы ничего не хотите сказать… любезный родственник? –
голос Богуславы утратил прежнюю сладость.
Теперь каждое произнесенное ею слово отдавалось в висках тянущей
болью.
- Ничего, - Себастьян рывком поднял Евдокию. – Боюсь, у нас с
вами не осталось общих тем…
- Пока не осталось.
- В принципе, - жестко отрезал он.
- Вы злитесь… интересно, что же стало причиной вашей злости? И
почему вы готовы обвинить во всем меня?
Ноющий тон.
Зудящий. Будто комар над самым ухом вьется. И Себастьян тоже
слышит этого комара. Встряхивает головой и, стиснув зубы,
бросает:
- Прекратите…
- Что прекратить?
Богуслава улыбается. У нее белые красивые зубы, и почему-то за
этими зубами Евдокия не видит лица.
- Вы знаете, - ненаследный князь держал за руку и крепко, и,
пожалуй, Евдокия была ему благодарно. – Или вам помочь? Знаете…
ходят слухи, что в Совет подали проект об особом учете лиц,
наделенных даром. И о мерах, направленных на выявление оных
лиц…
- Разве это не замечательно? – улыбка Богуславы стала шире.
Ярче.
- А еще об ограничениях… ведьмаков и колдовок надобно
контролировать… особенно колдовок.
Себастьян произнес это медленно, глядя в глаза.
- Вы что, намекаете, будто бы я… - притворный ужас.
И оскорбленная невинность, которая фальшива насквозь. Невинность
у Богуславы плохо получается играть…
- Себастьян, дорогой. Вы только скажите, и я завтра же… сегодня
пройду освидетельствования… - и вновь платочек батистовый в
пальцах. – Мне оскорбительны подобные подозрения, но я понимаю, что
после всего… у вас есть причины меня ненавидеть…
- Себастьян, ты поступаешь дурно! – возвестила Катаржина, должно
быть, уже сроднившаяся с мыслью о нимбе. – Богуслава – пример
многих добродетелей…
Близняшки кивнули.
А ненаследный князь, стиснув пальцы Евдокии, пробормотал:
- Идем, пока я не сорвался… нервы, чтоб они…
- Он стал совершенно невозможен… - донеслось в спину. – Я
слышала, что они были любовниками…
Уши вспыхнули.
И щеки.
И вся Евдокия, надо полагать, от макушки до самых пяток.
- Спокойно, - не очень спокойным тоном произнес князь, к слову,
тоже покраснев. – Мои сестрицы в своем репертуаре…
Он шел быстрым шагом, не выпуская Евдокииной руки. И ей пришлось
подхватить юбки, которых вдруг стало как-то слишком уж много.